На протяжении всей истории человечества – как до появления христианства, так и после, – институт брака был повсеместен. Это один из самых фундаментальных институтов, и у него, конечно, есть цели и задачи.
Протоиерей Виталий Шинкарь
В христианском мире есть два понимания института брака. Первое понимание мы называем католическим. В этом понимании брак облачает деторождение в юридическую канву, то есть брак дает нам возможность рожать законных детей.
А второе понимание, которое ближе к православному, в том, что брак – это такое устройство человечества, в котором мы достигаем настоящей полноты бытия. И если цель брака – дети, то мы исключаем Христа из этой концепции.
Христианское понимание брака должно быть христоцентричным. Оно должно замыкаться на Христе, и в этом смысле брак – это маленькая Церковь, внутри которой люди помогают друг другу спасаться, то есть обоживаться, становиться богами.
Такая формулировка брака может включать в себя и деторождение, как важнейшую часть брака, но всё же не главную. У нас есть семьи бездетные, и при этом они также могут достигать полноты жизни и являть пример высокого христианского устройства.
Христос должен быть впереди. Мы не знаем, как бы размножались люди в райской действительности, но в раю у Адама и Евы были бы дети. Отцы много по этому поводу не говорят. Некоторые считают, что рождались бы как ангелы «из боку чисту». Но тем не менее когда Бог создает человека по образу и подобию, то называет его человекомтолько тогда, когда Он сотворил мужчину и женщину. Только вместе их Бог называет человеком.
Между формализмом документа и поэзией брака
Любой формальный документ сводит поэзию до уровня прозы. Когда мы одеваем мысль в слова, мы получаем формальные звуки. Документ нужен как ориентир, но это попытка канцелярского распространения добрых мыслей.
На мой христианский и священнический взгляд, шаблонов нет и быть не может. В некоторых случаях, которых сегодня, к сожалению, большинство, брак недопустим сразу же, с первых дней. Мы видим регулярно ситуацию, когда 99,9 % вступающих в брак не готовы даже дать ответ о цели, смысле и содержании брака. Спросите: а что вы по этому поводу читали, у кого вы спрашивали? – и вы натолкнетесь на пустоту.
В этом формальном документе есть много спорных мест. Например, давайте перед венчанием будем какие-нибудь три урока по благочестию преподавать. Но какие могут быть уроки? Либо мы честно признаем, что мы сейчас венчаем всех подряд, либо мы должны сказать, что венчание – это действие христиан, то есть членов общины, которые уже живут в этой общине христианской жизнью. А о каком просвещении этих людей может идти речь? Если мы преподаем три подготовительные беседы, это говорит о том, что мы берем человека с улицы, который никогда в храм не ходил и никогда, может быть, не пойдет, и будем его венчать и женихать.
Самая страшная и острая проблема в том, что тремя уроками, которые мы дадим этим молодым, мы ничего не решим в их жизни. Откажем в венчании – мы их оттолкнем еще дальше от Церкви. Тут есть куча вопросов, которые должны очень живо обсуждаться, а не формально на бумажке.
Надо признаться честно, что сегодня в этом проблема нашей Церкви – мы имеем дело с людьми расцерковленными, и мы работаем, к сожалению, как плохой комбинат добрых услуг. Мы их первый раз видим, венчаем, потом они точно так же приходят разводиться, приходят венчаться второй раз, третий… Здесь главная дыра этого документа. Такой документ можно было бы не писать, если бы была живая общинная жизнь. Тогда естественно всё, что происходит в этой общине. А у нас сейчас крестятся все, потом пропадают из Церкви, венчаются все, а потом так же разводятся.
У нас страна – вторая по финам в мире, после Финляндии
Молдаване в вопросе брака более религиозные люди, чем русские, – на больший порядок, с большими нулями. Советская действительность сюда пришла в 1945 году, после войны. Именно потому, что эта христианская действительность не потеряла здесь своих мощных узловых соединений, не разрушилась, у них сохранилась религиозность, у них верующие мамы, бабушки, живы религиозные родственники.
Хотя сейчас молдавский народ становится таким же, как все европейские народы, теряет свою религиозность, идентичность, мы этот процесс наблюдаем вживую. Они из села попадают в город, и всё меняется в их головах и сердцах.
У нас венчаются все в Молдавии, поголовно – это обязательно. Причем у нас есть понятие нанашей – к молодым обязательно прикрепляется взрослая пара, эти люди чуть ли не главными в их жизни становятся. Нанаши – это греческое слово нонос, это на молдавской свадьбе то же, что и архитриклин на еврейской, наверное. И в Евангелии, кстати, для молдаван человек, который распоряжался свадьбой, так и переведен –нанул.
И это явление социальное, оно шагает дальше рамок Церкви, у нас даже олигархи первым делом устраивают своих нанашей, там слово нанаша может быть законом и железом. Для молдаван эти связи очень важны, поэтому как же не венчаться, как не поцеловать руку своему нанашулу? А у нанашей те, кого они венчали, это фины. У молдаван есть такая шутка, что у нас страна – вторая по финам в мире, после Финляндии.
Поэтому отказать людям в венчании в молдавской действительности – об этом даже рассуждать невозможно: любой молдавский священник понимает, как это важно и так далее.
Фото: Наталья Окорокова
Нет смысла обсуждать конвейерные методы
Вопрос в другом: можем ли мы крестить и венчать неизвестно кого? Это сложнейшая штука – готовы ли мы договориться об этом. Что толку, если я ему скажу: знаешь, я тебя венчать не буду. Он пойдет в другой храм, а у нас появится куча сект, движений, одни будут категоричные, другие – не категоричные и т.д. Я думаю, что в этом документе упущен главный вопрос: мы не говорим о том, как нам вообще отнестись к этому явлению – внецерковному христианству.
В Молдавии очень почитают традиции, обязательно крестятся, обязательно венчаются, обязательно причащаются раз в году. У них там лучше дело обстоит, чем в России, намного лучше. Но тем не менее это все-таки околоцерковное христианство, которое питается маленькими крошечками, падающими с настоящего Божьего стола.
У нас катастрофа в том, что венчание и крещение – это такая конвейерная история. Я больше того скажу: церковная практика гораздо шире, чем этот документ. В практике любого священника бывают случаи, когда он венчает и без росписи, потому что иногда и законодательство не позволяет людям заключить брак, они ждут гражданство или какую-то собственность делят: и что – им отказать, особенно если это мои прихожане? Я думаю, что проблема, когда я лично знаю людей, вообще снята. Если я, как священник, знаю всю подоплеку их бытия, их мотивацию, то мне начхать, есть у них ЗАГС, нет у них ЗАГСа – я их знаю, и для меня это является главным.
Если для нас венчание остается конвейером, тогда глупо обсуждать – будем венчать, не будем венчать…
Зачем верующему человеку дважды жениться
Хочу подчеркнуть интересную мысль, которая в документе, на мой взгляд, отсутствует. В России, Молдавии, в странах бывшего СССР брак везде только одной формы: гражданский. То есть ты можешь брак регистрировать только в ЗАГСе. Но фактически наш гражданский брак – это родной брат церковного брака. В царской России был только церковный. И, конечно, когда большевики пришли к власти, они быстренько отменили церковный брак и заменили его близнецом.
Дурацкое положение в стране, когда в ней есть только одна форма заключения брака: либо гражданский, либо церковный. Почему Церкви не вести разговор с государством, чтобы институт брака был свободный, как в США: хочу – венчаюсь в Церкви, хочу – в полиции, хочу – в мэрии – какая разница, где это делать? Что, трудно нотариуса позвать на венчание в Церковь, чтобы он запротоколировал брак – что тут сложного? Нет такой проблемы! Есть такой критерий международный: чем свободнее страна, тем в ней свободнее форма заключения брака. Человек вправе выбирать такую форму бракосочетания, которая ему близка и понятна. Почему верующий человек должен дважды жениться – что за бред собачий? Почему он должен идти в ЗАГС, а потом в Церковь?
У нас в Молдавии прямых правил нет, чтобы требовать в церкви справку из ЗАГСа, у нас двоякая ситуация: мы – часть РПЦ, да, бесспорно, но в то же время у нас есть свои какие-то внутренние уставы и традиции, и такого понятия, как директива, нет. То есть у нас так: если священник знает этих молодых людей, то он их запросто может повенчать и без ЗАГСа. Но редко возникает такая история, потому что молдаване все венчаются – соответственно, у них брак в ЗАГСе и потом обязательно венчание. Это всегда в один день делается, в советское время они кто подпольно, кто как, но венчались.
Фото: Валерий Зот
Любой брак – это брак
В документе есть пункт о том, что нужно «иметь особое пастырское попечение» о невенчанных, объяснять им, что для православных практика жизни в гражданском браке без венчания неприемлема, – с этим я бы тоже поспорил. Я часто сталкиваюсь с людьми, которые приходят на исповедь и плачут: живу в невенчанном браке. То есть в сознании человека (как правило, это женщина) получается, что если ее неверующего мужа насильно уговорить венчаться, тогда она будет жить без греха. Категорически нельзя этого делать!
Получается какая-то шизофрения. Кто сказал, что брак без венчания – это не брак? Любой брак – это брак. Если мы верим только в венчанный брак, то получается, что мы отрицаем институт брака по всему миру, но это не так. Для Церкви все браки святы.
Боюсь, эту строчку в документе воспримут так, что надо срочно заставить мужа со мной повенчаться. Опасно так истолковывать, иначе мы профанируем Церковь, превращаем ее в какой-то дом быта. Он говорит: ну ладно, хрен с тобой, пойду повенчаюсь, только отвяжись. И какое мнение будет о Церкви у этого человека? Какой-то проходной двор, заплатил бабло и вперед!
Говорится, что нельзя отказывать в причастии тем, кто живет в невенчанном браке. Это надо подчеркивать! Что смысл христианского брака есть только тогда, когда люди – христиане! Если муж – не христианин или жена – не христианка, что ж мы будем мучить людей и заставлять их венчаться?
Не согласен со списком причин для развода. Со СПИДом, с проказой не согласен, с сифилисом. Надо говорить, что в истории Церкви всегда был только один повод к разводу – это измена. Это четко и твердо, это я понимаю. Я бы мог внести сюда и аборт. Потому что аборт – это тоже измена, по сути, это даже прописывать не надо. Сифилис – это тоже измена, а если он бытовой, то он лечится всё равно. Поэтому больше чем об измене и говорить не нужно.
Очень нездорово, когда Церковь лезет в постель людей
Есть еще проблема, что у нас в Церкви венчальные дни – среда, пятница, воскресенье. В документе этого нет, но в обсуждениях этот спор есть. Во-первых, ни один священник не сможет вам сказать, почему именно среда, пятница и воскресенье. Максимум, что он может сказать: а как это у них первая брачная ночь будет в субботу, как это они с субботы на воскресенье будут жить половой жизнью? Очень нездорово, когда Церковь лезет в постель людей. Супружеское ложе нескверно. Кто сказал, что они не могут в субботу венчаться и спокойно ложиться в супружескую постель, которая нескверна, что за чушь такая? Почему во всем мире венчают в субботу, а у нас не венчают?
В Молдавии любопытная история. У нас тоже венчают в среду, пятницу, воскресенье. И есть такая полураскольная бессарабская митрополия, они венчают во все дни недели. Но есть и некоторые приходы молдавские, где священники из Румынии, и они спокойно венчают в субботу.
Если брак развалился – там нечего разводить
Церковного развода быть не может. Есть четкая фраза в Писании: «Кого Бог сочетал, человек да не разлучает». Если мы вводим понятие «развод», то мы разлучаем то, что соединил Бог. Если люди разводятся, мы должны вспомнить очень важную историю: как Христос разговаривал с самарянкой у колодца. Помните, Он просил ее привести мужа, а она сказала: ой, а мужа у меня нету. А Он ей в ответ: верно ты сказала, пять мужей у тебя было, и шестой, с которым ты сейчас живешь, тоже тебе не муж. Получается, что у нее было пять мужей, но брака не было ни разу.
То есть христианский ответ еще глубже: ты можешь жить в браке, и это все равно будет не брак. Оттого, что тебя повенчали – это не значит, что твой брак состоялся. Оттого, что тебя расписали – это тоже не значит, что твой брак состоялся. Если случился развод – значит, и брака не было. И разводить-то уже нечего. Если брак развалился – там нечего разводить.
Поэтому налагается епитимья, потому что люди не удержали в руках то, что им дал Бог. Не потому, что они характерами не сошлись, а потому, что сочетал-то нас Бог, но мы не смогли это сочетание развернуть в брак. И поэтому Церковь благословляет повторный брак. А развода в Церкви быть не может, если мы вводим развод, то мы впадаем в какие-то сложные противоречия с Писанием. Термин «бракорасторжение» – это канцелярщина. Когда мы этот канцелярский язык вводим, мы будем спотыкаться в словах, и они нам будут часто давить на сердце. Дело должно быть не только в документах, должны быть серьезные церковные совещания, разговоры. Пока что мы не живы настолько, чтобы все эти вещи обсуждать. Но вот есть такой документ – надо его ковырять, и критиковать, и бомбить, для того чтобы разговор был.
Кого венчать, где и сколько раз?
Есть несколько важных вопросов. Первый: допустим ли брак для людей, которые не являются прихожанами? Как Церковь видит себя на поприще этого околоцерковного круга людей, которые вроде бы христиане, и приходят венчаться: отказать им и оттолкнуть в ещё большую даль или просто зарабатывать на них деньги, что тоже некрасиво.
Второй вопрос: почему у нас существует одна форма брака, и Церковь с ней согласна? Почему мы не хотим иметь и вторую форму брака – религиозную? Пусть она будет для мусульман, для православных, для евреев – для кого хотите. Я не хочу идти в ЗАГС, я не хочу этого цирка с этой тетей. Давайте внесем этот пункт в документ, пускай патриарх ходатайствует перед властями, чтобы человек мог заключить брак спокойно в Церкви. Какая разница: заберет он потом свидетельство у нотариуса или в ЗАГСе? Если мне говорят, что государству так удобно, так плевать мне на это государство – государство мы организуем, люди. Исходить из удобства государства – чушь, надо исходить из удобства человека.
Вот это вопрос интересный и сложный, его никто не поднимает. И тогда у нас отпадает вопрос, какой это брак: венчанный-невенчанный, – каждый выбирает форму брака.
Вопрос о количестве браков: по документу брак не может быть заключен, если у человека было три брака – венчанных или зарегистрированных в ЗАГСе. А если, допустим, у мужчины было много незарегистрированных сожительств, там есть дети, и что – он может бросать этих детей и с чистой совестью венчаться? Это вызывает у людей недоумение, и я с этим согласен.
Или человек говорит: у меня было три зарегистрированных брака, а теперь будет первое венчание – как полагается. Это нужно проговаривать, нужно признать несколько форм брака, и сказать, что любое бракосочетание – это бракосочетание, хоть в ЗАГСе, хоть в церкви, иначе получается вроде колдовства: повенчаться в церкви лучше, чем в ЗАГСе?
Если мы внеобщинно венчаем, то и попадаем в эту лужу: мы не знаем, сколько у человека было этих сожительств. Имею ли я вообще моральное право просто венчать людей, которые неизвестно откуда появились?
Фото: Валерий Зот
Господи, сейчас задушу – научи, что делать?
Для того чтобы брак был крепким и настоящим, необходимо, чтобы молодые люди, которые брачуются, понимали самую главную христианскую правду: тот, кого ты полюбил, лучше тебя. Это просто, как сарай: ты не можешь полюбить то, что хуже тебя. Если хуже, то ты или сумасшедший, или извращенец. Полюбить можно только то, что гораздо больше, красивее тебя.
И христианин в этой ситуации понимает, что как раз «Бог мне дал», потому что Бог дает не по заслугам, а по любви. Поэтому тот, кого Он мне дал, это то лучшее, что есть для меня на земле. И это лучшее – больше меня, я никогда не буду его достоин, никогда не буду достоин дара Божьего. Это заставляет меня терпеть, заставляет смотреть на Христа, потому что Христос эту любовь явил, Он показал, что мы лучше для Него, чем Его жизнь. Он пошел на крест – вот гениальное доказательство.
Это понимание – единственное, что может удержать наш брак. То, что сделал Христос, дает мне возможность любить свою жену, смотреть на нее не сверху вниз, а снизу вверх, дает силы терпеть, даже если порой убить хочется. Как говорят у нас хорошие батюшки: «Ты так и скажи: “Господи, сейчас убью, – дай мне сил!”» Не врать Богу – хочешь убить, так и говори: «Господи, сейчас задушу – научи, что делать?»
В любви доказательств нет, её болтовней не докажешь, у нее одно доказательство – отдай свою жизнь. Если человек этого не понимает – тогда он рано брачуется. Или пусть на ходу изучает. Любой, кто когда-то любил, скажет, что влюбиться можно только в то, что прекрасно, и ты хочешь владеть этим безраздельно, чтобы это стало твоим навсегда.
Вне Христа склеить жизнь невозможно
Причина такого огромного количества разводов как раз в том, что с брака сдернуто покрывало святости, и он становится безответственным сожительством – форма брака никакой роли не играет. Безответственность именно в том, что перед тобой не святыня, а форма твоих желаний: «Я захотел, мне понравилось». Тем более что сейчас все живут половой жизнью гораздо раньше, чем вступают в браки. Соответственно, понятие терпения лишено всякого смысла: а ради чего терпеть-то? Это всего лишь вера в свои чувства, человек верит только себе: нравится – не нравится. Я тысячу человек спрашивал: почему разводитесь? – «Разлюбил». Спрашиваю: а где гарантия, что ты эту молодую попу, гладкую и красивую, не разлюбишь?
Был у меня удивительный случай, самый странный в жизни: в церкви мужик сидел несколько часов. Я вижу, что он хочет что-то спросить. Я сюда прошелся, туда прошелся, показывая ему, что я готов выслушать. Он встает: «Можно вопрос? Как бы вы объяснили: у меня четвертая жена сейчас, а любовница та же самая?» Я не стал отвечать – он и сам понимает, что любовница и есть его жена. Я отправил его, потому что он ждал какого-то разрешения, а в таких случаях ответ давать нельзя. То есть человек должен страдать, нести эту боль, которая, может быть, что-то принесет ему в голову. А успокоить его, обнадежить – нельзя в такой ситуации этого делать.
Часто бывают истории, когда у человека на стороне рождается ребенок, и он мучается, надо принимать решение. А у человека прекрасная, идеальная жена, две дочери, и он переживает: что же он скажет потом сыну, что он его бросил? А я ему привожу контраргументы: а что скажут дочери, которых ты бросил? Мы вот с тобой сейчас шантажируем друг друга детьми, а ты подумай о жене. А он: а как же я молодую брошу с ребенком? Это предательство и так далее…
А я ему сказал: а вот твой сын вырастет, и вы с ним как мужчины встретитесь, и когда он спросит: «Папа, почему ты не был со мной?» – ты ему ответишь: «Сын, ты вырос и должен понять, что даже если ты ошибаешься, ты не должен никем жертвовать. Если бы я остался с тобой, я никогда бы не смог тебе объяснить, что такое честь, порядочность».
Этот мужчина ушел, вернулся домой, но в конечном итоге все равно ушел из семьи. И вот мне как священнику лишь в единичных случаях удавалось помочь при рассыпании семьи. Даже среди своих друзей я могу вспомнить лишь то количество, на которое хватит пальцев на одной руке, у которых не развалился брак. Но те, кто пережили эту драму и связали свои чувства снова, эти семьи живут долго в результате. Эти семьи проходят кризис, и внутри этого кризиса они делают очень серьёзные выводы, и время потом показывает, что это был правильный ход.
Сохранить семью – это всегда важнее, чем что бы то ни было. Но современный человек не Христу верит, а своим чувствам. Мы не верим в другой опыт, потому что мы не любим друг друга, а верить можно только тому, кого ты любишь. Почему ребенок верит своей маме? Потому что мама – это правда, не надо проверять. А современный человек закрыт от любви.
Поэтому и получается: появляются у мужчины деньги, возможности – почему же не обновить жену лет на двадцать? Привез помоложе, покрасивше, погрудастей, попопастей – вот и вся история. Как священник, я понимаю, что здесь наше влияние мизерно. Мы что-то можем ещё с людьми внутрицерковными, а что с внешними творится – это беда. С людьми церковными это бывает гораздо реже.
Когда приходят в церковь люди нецерковные, и у них разваливается брак, то говорят: помогите, сделайте что-нибудь нам. И ты попадаешь в такую ситуацию: если ты – нечестный человек, то превращаешься в гуру-колдуна, говоришь: давайте устроим сеанс из двадцати молитв по двадцать долларов каждая.
А если ты честный человек – у тебя вспотеет ум, потому что ты понимаешь, что этим людям надо сначала рассказать, кто такой Христос. Потому что братья и сестры могут быть в чем-то: если есть мама, то есть и брат. Так и здесь: в чем ты собираешься склеивать его жизнь? Вне Христа склеить невозможно. Тебе нужно поговорить с человеком о Христе, а ему сейчас не до этого, у него все кипит внутри, он слушает, но не слышит. Если перед тобой нет скелета, то мясо вешать не на что. Если нет костяка, то не на что навешивать свои слова. Можно, конечно, сказать: ну, пошли, помолимся.
Поэтому надо тратить много времени на ту работу, чтобы с детства было такое твердое основание, на которое потом можно все вешать. Иначе наша ситуация обречена. Она, в принципе, и так обречена, но это наш путь, и мы должны им жить. С этого и начинается документ: вне Христа ничего не решается, иначе все получается формальным, поэтому в любом документе надо оставлять огромным пунктом: «на усмотрение духовника». Сколько ни рационализируй правила, всегда есть остаток, который не вписывается.
