Художник: Норман Роквелл
Что вы делаете, если ребенок просит есть? Наверняка, накормите его. А если ребенок заболевает? Полагаю, лечите и покупаете вкусненькое. Едва ли найдутся читатели, которые уговаривают ребенка потерпеть голод или силой воли преодолеть болезнь.
А если ребенок подвергается травле и нуждается в защите?
Прочитала недавно статью на православном сайте о том, нужно ли давать сдачи, если обижают. Мальчика-очкарика изводят хулиганы, а наблюдатель ситуации предлагает читателю килобайты размышлений о том, что нужно хулиганов простить и подставить им другую щеку. Проблема, приобретающая угрожающие размеры, целиком легла на плечи мальчика.
Представим, что мы старенькие и нас обижают в доме престарелых. А дети вместо того, чтобы защитить нас, предлагают нам смиряться и молиться за обидчиков.
Можно ли вместо реальной помощи своему ребенку призвать его к подвигу прощения?
Не будет ли это, по апостолу, подобно тому, как если кто не накормит голодного и не оденет раздетого и скажет ему: «Иди с миром, грейся и питайся»?
Можно ли звать ребенка на крест? Можно ли водить его стезями, которыми сам не ходил?
Вообще поражает количество отвлеченных, теоретизирующих, не доказанных жизнью размышлений в православных интернет-ресурсах о посте, смирении и всяком благочестии, исходящих из уст людей неопытных во всем вышеперечисленном.
Если ребенку угрожает опасность, я думаю, нельзя оставлять его наедине с проблемой. Бывает, мальчик не способен разобраться по-мужски или речь идет о девочке.
***
Лучше всего, конечно, такой ситуации не допустить. Знакомый опытный священник советует как можно меньше выделяться по какому бы то ни было признаку. Конечно, это не значит, что нужно за компанию сделать татуировки или надеть на себя рэперские штаны. Но есть такой тип личности – виктимный, который просто притягивает к себе мучителей. В положении такой жертвы может оказаться любой человек при определенных обстоятельствах. Бывает, что человек как бы напрашивается на раздражение либо слишком тихим, либо слишком громким голосом, или очень экзотичной манерой одеваться, или чрезмерной болтливостью, или, напротив, молчаливостью. Много копий было сломано о джинсы, но эта тема не дает забыть о себе. Знакомую девочку перестали дразнить, только когда купили ей пресловутые джинсы.
Бывает ситуация особо тяжелая, когда без вмешательства родителей ребенка просто растопчут.
Рассказывает знакомая:
«Мне надоело, что мои близнецы всё время сидят дома. Ребята в районе через одного с диагнозами, родители пьющие, но это не значит, что нам теперь нельзя выйти из дома. Когда один парень стал угрожать моим мальчикам, что он их убьет, я пошла к его мамаше. (Парень старше близнецов, и в свои 8 лет они не могли еще воспользоваться своим численным превосходством. Они растерялись, впервые столкнувшись с настоящим хулиганом, для которого визит полиции – дело привычное.) Открывает дверь гигантская мамаша в татуировках. Она меня может съесть на завтрак, но не боюсь я этих мамаш. А с детьми таких мамаш я каждый день работаю в школе. В меня кидают стульями и нецензурно обзывают, но я знаю, что все они, а также их родители, просто нуждаются в дисциплине. Поэтому я спокойно ловлю стулья на лету и навожу порядок. Дальше идет как по маслу. Даже медведей можно обучать, а тем более этих распущенных детей. Так вот, открывает дверь великанша и начинает орать. Ее я не боюсь, но на ее фоне прыгают два ротвейлера, а к собакам у меня жуткий страх с детства. Я заставляю себя не смотреть на собак, а смотреть ей в глаза и ору на нее в ответ. А потом выхватываю из-за ее спины кривляющегося сына, отпускающего нецензурные выражения, и говорю ему, заглядывая прямо в душу: “Еще одно слово в адрес моих мальчиков – и никакая мама тебя не спасет”. Великанша как-то обмякает и начинает жаловаться на жизнь, проклятых мужиков и на детей, которые от рук отбились. А я еще раз предупреждаю ее и сына: чтобы на десять метров не смели приближаться к моим детям».
***
Драться или не драться православному мальчику? Подставлять ли другую щеку, когда бьют, или давать сдачи?
На Западе давно распространяется теория и практика недопустимости драк, а также игрушечных пистолетов и танков. Я догадываюсь, кто ее распространяет. Один швед вспоминал, что мачеха категорически запрещала ему с братом играть с пистолетиком, а потом всё же купила им по ярко-розовому пистолету, которые было стыдно показать ребятам. Потом он пошел в армию и насладился военной атрибутикой сполна. У знакомого канадца тоже в детстве не было ни танка, ни ружья, потому что это «неприлично и воспитывает агрессию».
Раньше было какое-то здоровое отношение к небольшим дракам-потасовкам. Конечно, я не имею в виду жестоких избиений, но возня братьев и одноклассников считалась неотъемлемой частью детства и юношества. Мальчику, молодому человеку бывает необходима разрядка в виде «обмена любезностями» или занятий боксом и борьбой.
Вспомните «Тараса Бульбу»: «Гулять хочу!»
Как-то раз я слушала «Радонеж», где уважаемому протоиерею задали вопрос: «Затравили мальчика, что делать?», и он ответил своим тихим интеллигентным голосом: «Смиренно давать сдачи».
***
Я училась воспитывать мальчиков, наблюдая, как отец воспитывал младшего брата.
Приходит как-то раз Вадик расстроенный, даже подавленный. Необычная тихость не ускользнула от внимания отца, и он расспросил его о школьных делах. И не так расспросил: «У тебя все нормально?» – «Все нормально» – «Ну и молодец». Папа знает, как вытянуть ответы из ребенка. Оказалось, парень пристает в столовой. На класс старше, на голову выше, на полтуловища толще. Как ни увидит Вадика – задирается. Уже вошло в привычку: глазами водит вокруг в поисках Вадика, прежде чем за стол сесть. Или наоборот, поест, а на десерт – Вадику подзатыльник или пинок, с комментариями относительно его веснушек, или ботинок, или чего угодно. Была бы
жертва, а обосновать приставания несложно. А парня этого и старшеклассники боялись: оторва, всё по барабану, и к тому же сильный.
Папа начал готовить Вадика к драке.
– Вот он подходит к тебе, только рот открывает, а ты – бьешь его. Вот сюда. Не жди, когда он ударит первый.
– Я?! Бью его? Первый?
Вадик растерянно замолчал и недоверчиво улыбнулся. Потом промямлил:
– Ты знаешь, какой Костиков огромный и сильный?
– Ну и отлично. Достойный противник. А с теми, кто слабее и меньше ростом, позор связываться.
Вадик с тоской смотрел в окно, выщипывая пух из шапки.
– Ну, ты бы еще посоветовал Шварценеггера побить.
И добавил решительно:
– Не буду я с ним драться. Я боюсь.
На что папа ответил:
– Если ты не побьешь Костикова, бойся меня.
Саша метнул взгляд на отца. Папа продолжал:
– Ты пойми, чудо в перьях, тебе с ним сколько лет еще учиться! Сейчас позволишь Костикову над собой издеваться – завтра к нему присоединятся твои одноклассники. Как побьешь его – он тебе предложит дружбу. Вот увидишь.
– Пап, а ты дрался?
– А ты как думал?
– Много?
– Нет. Я не был сильным, но и жить в страхе было тошно. Один-два раза подрался – и всё. Поняли, что отчаянный, и не связывались больше никогда.
– А если Костиков будет жаловаться?
Папа расхохотался.
– Ты сначала побей его. А от учительского гнева я тебя избавлю, уж поверь. Не будет он жаловаться, а тебя зауважает.
Вадик собирался в школу, как на экзамен. Завтракать не мог, глаза блестели. Папа обнял его, а потом шутливо подтолкнул к двери:
– Давай, не рассусоливай.
***
Вадик пришел из школы в восторге и с фонарем под глазом. Срывающимся голосом он позвал нас с порога:
– Все сюда! Я подрался! Он плакал! Он потом дал сдачи, но все видели, что он плакал!
Вадик был так возбужден, что отказался раздеваться и, плюхнувшись прямо в куртке на диван, рассказывал:
– Подходит Костиков, смотрит, ищет, к чему придраться. Я говорю Олегу: «Подержи шоколадку», – и раз ему! Он не ожидал, скривился весь и разревелся, а потом давай меня бить. Ну, и я его бил тоже. А потом прозвенел звонок.
Мы все поздравляли Вадика, а папа сказал:
– Смотри не опьяней от успеха и не вздумай задираться.
На следующий день изумленный братишка поведал нам, что Костиков предложил дружбу.
– Папа, ну как ты мог даже это предвидеть? – спрашивала я.
– Мальчишеская психология, дочка, мальчишеская психология.
От дружбы Вадик отказался: Костиков хотел бить всех вдвоем. Вадик начал подтягиваться и отжиматься и стал заступаться за робких одноклассников.
Став взрослым, он спас бабушку-бомжиху от пьяного хулигана, который на глазах у сотен людей, вышедших из кинотеатра, стал резать ее «розочкой». Молодые люди элегантно поддерживали под руку своих дам и делали вид, что орущая бабушка в крови – неотъемлемая часть пейзажа.
А Костиков торгует наркотиками и вообще гроза района. Надо спросить, посадили его или нет.
***
Мне пришло на память всё вышеизложенное, когда у среднего сына возникли проблемы с одноклассником. Макс был известным задирой. 76 записей в дневнике поведения, грубит учителям, запускает самолетики на уроках, пинки, тычки, обидные прозвища, щедро раздаваемые всем вокруг, как младшим, так и старшим. Васю парень назначил своей любимой жертвой, и издевательства становились всё изощренней.
Мы давно советовали разобраться с задирой по-мужски, но Вася – миролюбивый мальчик. В школе не оставили без внимания травлю и велели Васе записывать всё в блокнот. Прямо дневник наблюдений: «8 октября, среда, вторая перемена: обозвал дураком и махал палкой». Такого ябедничества допустить было нельзя, и мы с мужем объяснили всю низость подобных блокнотиков сыну. А потом настоятельно велели немедленно побить Макса. Тем более что заканчивалась начальная школа и впереди было ещё ого-го-го сколько учиться. Дело усугублялось новым, особенно оскорбительным прозвищем, которым начали обзываться и прочие одноклассники. Никто не любил задиру, но при случае к травле присоединялись.
Как нервничал Вася! Руки покрылись экземой, обострилась астма, а Максу придумывались различные наказания. С нехорошим блеском в глазах Вася мечтал, чтобы на него упал кирпич или чтобы его исключили из школы. Медлить было нельзя.
– Ты вспомни, как дрался Вадик. Это не так страшно. Побей его, а потом дружи с ним, если хочешь.
Но силен был страх перед учителями и директором, так как в этой школе с первого класса было вбито: драться нельзя ни при каких обстоятельствах. А еще было отвращение к причинению физического насилия. И страх перед болью.
Но отступать было некуда. Или сейчас, или никогда. Я обещала взять учителей на себя.
***
А потом была драка, на удивление короткая и нестрашная, и Макс размазывал сопли и жаловался огромному папе, указывая на обидчика и прося разобраться. Папа молча дал сыну пинка и поволок домой.
С тех пор у Васи пропал страх перед драками, а также хулиганами. Беспомощную злость на обидчика как рукой сняло, а к Максу появилась жалость: хлюпик, драться не умеет, а лезет. Одноклассники как-то позабыли, что за компанию дразнили Васю, и стали смеяться над незадачливым Максом, и ореол его непобедимости как-то потускнел. Да если разобраться, непобедимости никакой и не было, потому что никто и не пробовал его победить.
В средней школе ребята оказались в разных классах, а Максу задают перца настоящие хулиганы. Он продолжает задираться, заведомо зная, что это плохо кончится, но видно, натура такая неугомонная. А с Васей они при встрече здороваются за руку.
Елена Белова
pravoslavie.ru
