О сомнениях, деятельной любви, подъеме по едущему вниз эскалатору и советах нарнийского Аслана
«Знаешь, – сказал мне мой близкий друг, – я в течение некоторого времени и молитвенное правило читал регулярно, и литературу православную, а после той поездки (тут была отсылка на известный мне факт его недавней биографии) затормозил. Сомнения начались. И с этими сомнениями как-то меньше желания и правило читать, да и вообще…»
Друг мой не православный. Крещеный в другой конфессии, к активной религиозной жизни там, «у себя», он не пришел, а когда стал задумываться на духовные темы, обнаружил, что православие ему ближе. Лекции православных проповедников в сети слушал, книжки читал, потом еще вместе со мной по монастырям, по святыням ездил. И всё воспринимал с открытой душой и большим чувством, казалось – еще чуть, и будем совершать чин присоединения. Правило утреннее-вечернее читать взялся по собственной инициативе. И вдруг застопорился.
Взялся я его расспрашивать о сомнениях – в чем заключаются и по какой причине начались. В упомянутой поездке он общался со своей хорошей знакомой, взгляды которой далеки от христианства. Разговоров о вере между ними не было – значит, нет оснований мне на нее грешить, что в чем-то разубедила. Ему нелегко оказалось сформулировать, «что не так». Но слишком уж любопытный и въедливый я собеседник.
«Понимаешь, меня озадачило, почему я в человеке нехристианских взглядов вижу деятельной любви (он подчеркнул это слово – деятельной любви) больше, чем во всех знакомых мне православных».
Вот оно как.
Понятно, что это в первую очередь мне, как христианину, приговор. Ладно бы кто-то склонный выискивать недостатки в верующих, а особенно в попах, смотрел бы на меня косым взглядом с целью оправдать моими грехами своё нежелание перестраивать жизнь по Евангелию. Но в том-то и дело, что услышал я это от друга, то есть от человека, который любит и принимает меня таким, какой я есть. Однако в отношении своих личных качеств я никогда и не обольщался. И приговор я и сам себе такой же выношу каждый раз, когда исповедуюсь. (Кстати, я уверен, что друг мой не собирался меня уязвить поводами своих сомнений – думаю, он даже расстроится, когда прочитает, что я их как приговор воспринял.) Однако я далеко не единственный православный в кругу общения этого моего друга.
И был бы он один такой. На самом деле он вновь затронул проблему, с которой мне не раз случалось сталкиваться. Вопрос, который мне не раз задавали, и на который у меня так и нет внятного ответа: если в православной Церкви есть благодать, которая, по замыслу, должна бы излечивать от греха и изливаться через верующих на окружающий мир, почему православные – вот такие?
Смиренно признавая свои недостатки, мы – православные – пытаемся защищать Церковь от нападок со стороны словами о том, что всё так и должно быть, поскольку Церковь – собрание не безгрешных небожителей, а кающихся грешников. Незачет, потому что покаяние – это не только осознание своей греховности, а исправление ее. Изменение отношения ко греху. И наше покаяние извне познается по плодам. И, по Евангелию, именно в виде деятельной любви эти плоды и должны проявляться. Без нее мы делаем Церковь собранием не-кающихся грешников.
Другая любимая наша отговорка – волшебное слово «искушение». Мол, там, где есть истинный путь ко спасению, там вражьи силы и действуют больше всего. Ну так и что с того? Если с нами Христос, то помощь Его уж никак не меньшую силу имеет, чем усилия врага, а выбор – чью сторону принимать – за нами. «Уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал. 2.20) — так ведь должно быть?
Есть еще такое оправдание православия: да, мы плохие. Но без православия были бы еще хуже. В этом тезисе больше правды, чем в предыдущих. Я как-то роптал по поводу одного человека с духовными проблемами: мол, сколько лет одно и то же, сдвигов почти не видно, никакого толку нет с того, что он в Церковь пришел. И мне кто-то мудрый сказал на это: откуда ты знаешь, что с ним было бы, если бы он не пришел? Был ли бы он сейчас жив вообще?
Кто-то сравнил духовную жизнь с восхождением по эскалатору, который едет вниз. Перемещение вверх возможно только если ты шагаешь вверх быстрее, чем он едет. Замедлил шаг — удаляешься от цели.
На языке православной антропологии этот эскалатор называется удобопреклонность ко греху. Этим отличается падшее состояние человеческого естества, начиная с падения прародителей.
Однако тут неизбежен вопрос: а как же неверующие люди, без Христа являющие те примеры любви и самопожертвования, до которых среднестатистическому православному и не дотянуться? Они ведь из того же теста слеплены, того же падшего Адама потомки?
Тесто одно, а вот фигурки из него разные вылепляются. Кто-то имеет от природы абсолютный слух, кому-то медведь все уши оттоптал. Однако наличие дарований не отменяет необходимости обучения (например, музыкальным дисциплинам), напротив — открывает больше перспектив в обучении. Если перед нами человек, без Евангелия соответствующий Нагорной проповеди — за него стоит порадоваться, но можем ли мы быть уверены, что он вырос полностью в ту меру, для которой предназначил его Господь? А может быть, обретя плюс к своей деятельной любви еще и молитвенный опыт святых, человек этот сможет словом горы двигать?
Принцесса Елизавета Александра Луиза Алиса Гессен-Дармштадтская и до принятия православия была человеком редкой душевной красоты. Но образ основательницы Марфо-Мариинской обители милосердия, принявшей схиму с именем в честь святителя Алексия Московского, и безропотно ступившей на крестный путь до алапаевской шахты, являет нам иное сияние, сияние небесной славы.
Да и может по-разному проявляться любовь настоящего христианина. Кто-то будет полагать силы на помощь обездоленным, кто-то — на проповедь слова Божия (мы ведь не видим в книге Деяний отчёта о социальном служении апостолов — но идя как агнцы посреди волков, они ведь тоже деятельно любили), кто-то уйдет в пустыню — проливать кровавый пот в молитвах за тех, кто остался жить во грехах. Причем пустыня может быть не географической, а внутренней, и к сокрытому среди городского шума подвижнику могут относиться следующие слова:
Ты говорил о крепости, принимающей на себя удары Врага; наша задача в ином. На свете немало зла, для которого ничто крепостные стены и острые мечи.[…] Ты говоришь, вас благодарят, но не помогают? Нам не перепадает и этого. Путники косятся, встретив на дорогах, селяне изощряются, выдумывая для нас прозвища. Один толстый трактирщик прозвал меня Колобродом, а между прочим, живет он в одном дне пути от таких чудищ, что увидишь только — обомрешь, а если оно наведается к нему в гости, от деревни и труб не останется. Но он спит себе преспокойно, потому что не спим мы. А по-другому и быть не может. (За идею прочтения этого отрывка «Властелина колец» применительно к христианскому монашеству спасибо о.Андрею Кураеву)
Да, бывает такая деятельная любовь, которую не видно на поверхности. «Наша задача в ином…» И ее носителя толстый трактирщик будет называть колобродом. Причем сам трактирщик может быть хорошим человеком, искренне помогать людям (или хоббитам, как в цитированном произведении). Просто разные у людей дарования — как природные, так и среди плодов духовной жизни.
Кстати, ведь и природные способности (как это понимают христиане) есть дар Божий. И пусть обладательница деятельной любви не христианка по взглядам, но мы-то верим, что наш Бог, а не какой-то другой, вложил в нее способность к любви. Вложил — и ждет, что эта способность поможет ей найти Источник ее любви, пока что для нее неведомый.
Любые способности человека — отчасти дарованные изначально, отчасти развиваемые. Плоды духовной жизни развиваются в человеке при правильном устроении духовной жизни, а оно, в свою очередь, более вероятно в тех случаях, когда есть духовное руководство.
А может ли быть так, что обучение ломает в человеке природные способности? Да, может, если обучение неправильное. Воцерковление может испортить человека, если оно фальшивое. Если вместо реального включения в Тело Христово происходит вступление неофита в одну из околоцерковных партий. Но этого не так уж и трудно избежать, достаточно прислушаться: о Христе нам говорят больше всего, либо о спасении нации, либо о защите от штрих-кодов, либо о подвигах и озарениях единственного и неповторимого гуру.
Однако сомнение моего друга, как мне кажется, связано не с опасностью «испортиться» в православии. Скорее тут нечто, напоминающее эпизод из финала «Сталкера» Тарковского:
Сталкер. […] Никто не верит, не только эти двое. Никто. Кого же мне водить туда? Господи… А самое страшное, что не нужно это никому. Никому не нужна эта Комната. И все мои усилия ни к чему.
Жена. Ну хочешь, я пойду с тобой туда? Думаешь, мне не о чем будет попросить?
Сталкер. Нет. Это нельзя.
Жена. Почему?
Сталкер. Нет-нет. А вдруг у тебя тоже ничего не выйдет…
Только в нашем случае речь не о жене, а о себе самом. А вдруг я приму православие, стану исповедоваться и причащаться, и ничего не изменится — останусь таким же, какой есть?
Этим и «зацепил» меня мой друг. Когда я раньше слышал чьи-то сомнения в православии из-за отсутствия видимых плодов веры в церковных людях, в словах об этом сквозило тотальное осуждение. Осуждение всех ради оправдания себя. И вдруг обнаружилось, что в таких сомнениях можно не согрешать осуждением, а просто не иметь для своего духовного пути ощутимой опоры.
Здесь, как мне кажется, главный вопрос — твое личное доверие к Иисусу из Назарета. Апостолы поверили и пошли за Христом. Поверил преподобный Сергий, поверила великая княгиня Елизавета — и явили собой примеры деятельной любви в соответствии со словом апостола — «уже не я живу, но живет во мне Христос». Даже если вокруг тебя все такие, как я, маловеры — это не отменяет реальности духовного опыта Сергия Радонежского, Феофана Затворника, Силуана Афонского.
«А вдруг и у меня тоже ничего не выйдет?»…
По большому счету, это сомнение — одно из множества возможных сомнений на пути ко Христу. Кому-то не хватает подтверждений актуальности тех или иных традиций православия, кто-то унаследовал от советской эпохи штампы о несовместимости религии с наукой, кто-то не может отключиться от представления той или иной роли земной церкви на политической арене… Список вариантов может быть бесконечным. Христианин знает, что на пути к Церкви враг рода человеческого может понаставить каких угодно ловушек. Однако мы не имеем права сказать вопрошающему: не мудрствуй, это тебя бесы искушают. Потому что на вопросы надо отвечать — спрашивайте, мальчики, спрашивайте… А мы должны быть всегда готовы всякому, требующему у нас отчета в нашем уповании, дать ответ с кротостью и благоговением (I Пет 3, 15).
Но бывает и так, что на вопросы даны приемлемые ответы, а еще — так, что и чудеса осязаемы, и примеры плодов духовной жизни на глазах, а человек — вроде бы и верит, но всё не решается сделать шаг… И есть те, кто так и не решается никогда.
В одной из нарнийских хроник – «Принц Каспиан» – лев Аслан (Христос) зовет детей (там два брата и две сестры) идти за ним, свернув с намеченного маршрута. Однако видит и понимает его только младшая девочка, Люси.
Лев посмотрел ей прямо в глаза.
– Ах, Аслан, – сказала Люси. – Ты думаешь, я виновата? А что мне оставалось? Я же не могла оставить всех и пойти за тобой одна? Не смотри на меня так… ну да, наверное, могла. Да, и я бы не была одна, если бы была с тобой. Но разве это было бы хорошо?
Аслан не отвечал.
– Значит, – выговорила Люси совсем тихо, – всё оказалось бы хорошо – как-нибудь? Но как? Пожалуйста, Аслан! Мне нельзя знать?
– Знать, что могло бы произойти, дитя? – спросил Аслан. – Нет. Этого никто никогда не узнает.
– Вот жалость, – огорчилась Люси.
– Но каждый может узнать, что произойдёт, – продолжал Аслан. – Если ты сейчас пойдёшь обратно и разбудишь их, и скажешь им, что снова видела меня, что вы должны все сейчас же встать и следовать за мной, – что тогда произойдёт? Есть только один способ узнать.
– Значит, ты хочешь, чтобы я это сделала? – прошептала Люси.
– Да, малютка, – сказал Аслан.
– Другие тебя тоже увидят? – спросила Люси.
– Поначалу определённо нет, – сказал Аслан. – Позже, смотря по обстоятельствам.
– Но они же мне не поверят! – воскликнула Люси.
– Это не важно, – отвечал Аслан.
– Ой-ой, – запричитала Люси. – А я так радовалась, что тебя нашла. Я думала, ты позволишь мне остаться. Думала, ты зарычишь, и все враги ужаснутся – как раньше. А теперь всё так страшно.
– Тебе трудно понять, малютка, – сказал Аслан, – но ничто никогда не происходит так, как уже было.
Люси зарылась головой в его гриву, чтобы избежать взгляда. Однако было что-то магическое в его гриве. Она почувствовала, как в неё вливается львиная сила. Внезапно она поднялась.
– Прости, Аслан, – сказала она. – Теперь я готова.
Есть только один способ узнать…
Мне в этом отрывке в числе прочего видится очень важной мысль Льюиса о том, что призыв Аслана относится не только к тем, кто видит и слышит его непосредственно. Есть те, кто способен поверить, не видя, и пойти. Они увидят его (правильнее писать — Его) тогда, когда придет время.
Могу сказать о своем опыте — я, в отличие от моего друга, видел православных христиан, деятельная любовь и сила веры которых превосходили человеческое разумение. Однако встречи с этими людьми, так же, как и пережитые мною чудеса Божии, были явлены мне уже после того, как я сделал выбор в пользу православия.
И с этим признанием мне придется вернуться к вопросу: как же так? Моя вера была подкреплена чудесами и опытом общения с настоящими подвижниками, в ком живет Христос, а я сам так и остался анти-примером для ищущих истину в православии? Чего же тогда ждать от других — «не видевших»?
«А вдруг и у меня тоже ничего не выйдет»…
Не спеши отчаиваться. Один Бог видит, у кого какие «исходные данные», кто с какой ступеньки эскалатора начинает путь вверх. Может быть, тебе будет легче, чем мне — хотя бы потому, что мой личный эскалатор тянет меня вниз сильнее, а я слишком вяло топчусь по нему. Может быть, чем больше нас будет — карабкающихся вместе и поддерживающих друг друга словом и молитвой (а те, кому больше дано, и деятельной любовью) — тем легче нам будет обгонять эскалатор?
Если ты начнешь просить Христа об укреплении веры и даровании любви не только находясь в своей комнате, но и сложив руки перед чашей с Его Телом и Кровью — что тогда произойдет?
Есть только один способ узнать…
Священник Димитрий Струев
