Архимандрит Илия (Раго)

Шансы стать Папой таяли на глазах...

— Отец Илия, каким был ваш путь в Православие?

— Я не всегда был православным: до 30 лет исповедовал веру отцов. Родился я в религиозной семье истовых, как у нас говорят, практикующих католиков. С малых лет я уже искал возможности прикоснуться к святости, так как уже тогда понял: чтобы познать Бога, нужно самому в ту или иную меру стать святым.

— А как становятся святым в католичестве?

— Меня этот вопрос тоже интересовал с детства. Я даже донимал им своих школьных учителей, мы с ними беседовали на теологические и духовные темы. И к какому выводу я пришел? Чтобы стать святым в католичестве, нужно стать, во-первых, священником, потом епископом и, наконец, Папой. Если ты стал Папой — ты непогрешим. А я в школе был учеником весьма посредственным, так что шансы стать Папой таяли на глазах...

Но вопрос святости для меня был на самом деле прагматическим: как познать Бога? Если Ты, Господи, существуешь, — а я в это свято верил, — значит, мы можем Тебя познать! Все, что происходит в моей жизни дальше, убеждает меня: если Бог хочет, чтобы что-то реализовалось, то ничто человеческое, даже весь ход предыдущей истории, этому уже не в силах помешать.

За три года до того, как я уже было намеревался все-таки стать католическим священником, в моей жизни произошло духовное вмешательство, в результате которого я оказался в монастыре Преображения Господня в Обазине. Здесь католические монахи в поисках подлинного духовного опыта обратились к византийской богослужебной традиции.

Монастырь Преображения Господня в Террасоне

— Значит, католик перешел в Православие через Византию?

В современной Франции найти себя вдруг среди святых — ошеломляет!

— Да, но это уже был не тот пышный обряд, каким его застали посланцы князя Владимира в Святой Софии Константинопольской. Я очутился в очень бедном монастыре, это был четвертый год его существования. Монахи жили в шалашиках. Нас было пятеро. Здесь я впервые увидел на лицах отблески света, какие, мне казалось, можно встретить разве что на иконах византийского письма. Для вас, в России, это нормально, а в современной Франции найти себя вдруг среди святых — ошеломляет. У нас тоже 1000-летняя, как и в России, история православного исповедания Христа, и уже тогда, в 1970-х, мы чаяли вновь обрести свои православные корни.

— Но вы обрели их все-таки не в Русской Православной Церкви, пусть и Зарубежной, а в Константинопольском Патриархате?

— Когда встал вопрос о присоединении к Православию, мы, к сожалению, из-за политической зыбкости режима в вашей стране тех лет не могли себе позволить присоединиться к Русской Православной Церкви. Мы часто об этом жалеем, потому что именно русские эмигранты вновь спустя столетия просветили Францию православной верой.

Эмиграция — это своего рода пусть и вынужденное, но отшельничество, уход от мира, очищение. Если бы не было русского исхода после революции в 1917 г., лично я не стал бы православным священником^[1]. То, что произошло в России начала XX века, отразилось на моей жизни так, что я воспринимаю эти исторические перипетии не иначе как Промысл Божий обо всем мире.

В России, конечно, происходило ужасное: кощунства, убийства, разорение храмов и монастырей — но по молитвам Новомучеников Бог, принимая их жертву, даже последствия этих жутких злодеяний обратил в радость всему миру ко спасению многих людей.

Драма самоуничтожения

— Злодеяния и сейчас происходят повсеместно: на Украине, в Сирии, вообще на Ближнем Востоке. Многие задаются вопросом: как Бог попускает это?

Если негатив распирает меня изнутри, я создаю напряжение, которое прорывается в этот мир войнами

— Виноват не Бог, а мы сами. Даже если я не воюю ни с кем напрямую, но негатив распирает меня изнутри, я уже создаю напряжение, которое, конденсируясь из множества таких же ментальных заторов, прорывается затем в этот мир военными конфликтами. Гибнут люди. Мы Священным Писанием предупреждены, что этот мир будет деградировать и деградировать.

Архимандрит Илия (Раго)

— В чем же тогда смысл жертвы Новомучеников?

— Своей жертвой они свидетельствуют: все, что говорит Евангелие, — правда. Бог не безучастен! Он сделал и делает все, чтобы нас из этой драмы самоуничтожения извести. Весь Ветхий Завет говорит о том, что для этого было необходимо, а Новый Завет — о том, что Господом уже сделано для нас. Бог настолько тронут тем, что происходит на земле, что посылает Сына Своего Единородного в человеческом теле все эти муки пройти.

Христос Телом Своим умирает на Кресте. Как можно уверовать в то, что Он воскрес, не испытав потрясения от того, что Он умер? После всех трагедий Господь дарует воскрешение и нам. Новомученики осуществляют этот великий переход, собственно Пасху Царства.

Во всех обстоятельствах важно помнить, что Бог после Своего Воплощения — тоже Человек, пусть и Богочеловек, но Он нашими глазами видит все наши страдания. И если мы веруем в Него — преображает нас.

Даже если мы совершили ошибку, упали, Он проводит нас через испытания. Наша сила в том, чтобы покаяться, тогда нас вытолкнет в новый опыт: внутренний, исторический.

Как монахи-цистерцианцы жили на Афоне

— Как вы все-таки перешли из католичества в Православие?

— Однажды мой игумен отец Плакида (Дезей) отправил меня в Румынию на один месяц одного. А Бог меня привел там к старцам: архимандриту Клеопе (Илие), его все знают, а также к отцу Богиану (Софиу) из Бухареста и уехавшими потом на Афон отцам Петро и Паули. В общении с ними стало очевидно: Истина, искомая мною, — это жизнь с Господом, такая, какой она открылась мне в их сердцах. Так просто я и узнал Православие. Тогда уже я твердо решил, что стану православным. Еще не знал, когда это произойдет, но уже не сомневался: это то, что мне нужно.

Архимандрит Плакида (Дезей)

— В то время вы уже присутствовали на православных литургиях?

— Конечно, я до сих пор помню литургию в одном из монастырей Бухареста: Божия милость открыла мне тогда глаза и позволила увидеть то, чего я прежде никогда не видел. У меня такие же глаза, как у всех: я могу увидеть только то, что могу увидеть. Но, оказывается, Бог может нам открывать Себя. В тот момент я пережил опытно: православная вера истинна, это, если можно так сказать, самый центр Богопознания, все остальное — около. Безусловно, это был полученный мною ответ от Бога на мою детскую интуицию и все мои последующие искания и терзания. Теперь все, чего я смутно чаял и, как мог, себе представлял, нашло свое ясное подтверждение.

Обо всем этом я, вернувшись во Францию, рассказал своему авве, и через год он предпринял такое же путешествие, которое совершил я. Он пообщался со всеми теми же старцами, с которыми ранее встретился я.

— Можно ли сказать, что старцы есть только в Православии?

— Прекрасный вопрос, но на него очень трудно ответить. Если вы хотите, чтобы я ответил из глубины своего сердца и моего, может быть, ограниченного кругозора, то и тут я должен признать: безусловно, люди высокой духовной жизни есть и за пределами Православия. Но настоящие Божии люди есть только в Православии! Я знаю очень многих католиков, которых невозможно ни в чем упрекнуть. Жизнь их безукоризненна. Они любят Бога и очень глубоко знают духовную традицию. Но только у православных старцев ощутима харизма жизни Духа Святого в Церкви, есть живое общение во Христе. Здесь это не интеллектуальный багаж и предчувствие, а сама жизнь. Замечательных людей полно и в других конфессиях. Но это люди — и только. Скорее их можно назвать пророками. А зачем ждать, что обетования осуществятся когда-то, если Царство Божие в силе уже пришло в Православии?

Старец Эмилиан (Вафидис)

— Говорят, вашим наставником был старец Эмилиан (Вафидис), возродивший греческий монастырь Великих Метеор.

— Да. Он — мой духовный отец, но я не знаю, его ли я сын.

Архимандрит Эмилиан (Вафидис)

— Как вы с ним познакомились?

— Наш игумен отец Плакида возвращался из своей поездки в Румынию, где он общался со старцами, во Францию на машине и внезапно свернул с пути, чтобы посетить Святую Гору. Он первый из нашего монашеского братства побывал у ныне уже прославленного преподобного Паисия Святогорца и, знакомясь с афонскими наставниками, нашел для нас духовного руководителя в лице старца Эмилиана.

Этот афонит тут же открыл для нас двери своего монастыря Симонопетра: «Если вы желаете приобщаться к Православию, вы можете жить у нас столько, сколько хотите», — сказали нам греки, и мы достаточно быстро — уже через несколько месяцев — воспользовались предложением, перебравшись на Афон. Так мы, монахи-цистерцианцы, перешли в Православие. Я уже 40 лет как в Православии и свято храню этот огонь веры. Теперь я даже не понимаю: как это вообще возможно не быть православным?!

— Расскажите об общении со старцем Эмилианом.

— Об этом можно говорить часами. Главное общение — во время Литургии. Тогда он был особенно сдержан и прост, без каких-либо театральных эффектов и излишней жестикуляции. Это внутреннее сосредоточение передается всем: когда он служит, предстоишь перед лицом Бога Живого. То, как старец произносит слова, как ведет себя во время Богослужения, наполняет душу трепетом и свидетельствует о присутствии Божества.

— Вы не чувствовали языкового барьера?

Старец говорил по-гречески, я по-французски. Только Святым Духом все эти трудности преодолевались

— Во время Литургии нет. Проблемы возникали тогда, когда надо было исповедоваться. Через переводчика это делать, согласитесь, не очень приятно. Он говорил по-гречески, я — по-французски. У нас не было общего языка. А в отношениях духовного отца и сына важен диалог. Только Святым Духом все эти трудности преодолевались.

Монастырь Симонопетра

Одно время меня очень мучила одна весьма сложная проблема, я весь измаялся. А через переводчика ее открыть не решался. «Господи, как же мне старцу об этом смущении сообщить?» Я целый месяц молился, живя в Симонопетре, и искал возможности. А когда мне надо было уже отправляться на пристань, старец вдруг перед Литургией подзывает меня к своей стасидии и через брата-переводчика говорит: «Знаешь, если однажды, когда ты будешь во Франции, кто-то обратится к тебе с такой-то проблемой, то вот совет, который ты должен ему дать». И он со всеми нюансами растолковал мне мучивший меня вопрос, о котором никто не знал! А переводчик даже не догадался, что происходит.

Биться во врата храма

— На заседании монашеской секции Рождественских чтений вы рассказывали о монахе, который бился головой о двери затворенной церкви: «Мне нужен только Христос!» — он ничего больше не делал в монастыре и ни с кем не общался...

— Это не я рассказывал. Может быть, там был еще батюшка?^[2]

— Может быть, простите. Но вопрос остается в силе: как жить Христом, только Христом?

— Тот, кто хочет открыть для себя Господа, действительно должен в прямом или переносном смысле биться во врата храма.

— Тем более если храм, как говорит владыка Марк (Арндт), даже будучи внешне открытым, может быть внутренне для тебя по-прежнему закрыт. Как же все-таки пробиться?

— Один говорит: «Я хочу познать Христа!» Он ищет-ищет — и Господь Сам открывает ему путь.

Другой говорит: «Я люблю Господа и отдаю Ему всю мою жизнь. Но как Тебе, Господи, отдать мою жизнь? — вопрошает такой человек. — Что я, Господи, должен сделать?» Пока полностью не доверится: «Ты, Иисусе Христе, делай со мной все, что Ты хочешь!» — и тогда Господь в какой-то момент являет ему Свое присутствие как откровение пути.

Третий имеет какой-то личный греховный опыт и сознается: «Да, Господи, я грешник, но не хочу, чтобы мои грехи отделяли меня от Тебя! Господи, прости меня! Господи, прости меня!...» — стучится он молитвой ко Христу — и Господь открывает.

Это три разных способа разбить себе голову, чтобы сердцем принять Христа.

Православная Франция

— Почему вы вернулись с Афона во Францию?

— Примерно год мы провели в обители Симонопетра у отца Эмилиана, а потом он сам вернул нас на родину, чтобы мы основали здесь подворья афонского монастыря.

— Отец Тихон (Шевкунов) рассказывал, как встречался во Франции с людьми, которые хотели бы видеть Поместную Французскую Православную Церковь. Он сказал им, что на тот момент у них ничего не получится, поскольку во Франции почти нет православного монашества. А вас Господь благословил участвовать в основании французских православных монастырей...

— У нас в женском монастыре Преображения Господня в Террасоне, который я окормляю, всего шесть монахинь! (смеется).

— Как наставляете сестер?

— В личных беседах чаще всего наставляю личному спасению. Мужчине, признаться, очень сложно духовно руководить сестрами. Женская душа совершенно по-другому устроена. Для мужчины, каким бы умным и духовным он ни был, женщина всегда остается тайной.

Архимандрит Плакида (Дезей) встречает паломников. Монастырь святого Антония Великого во Франции

— Говорят, Единственная, с Кем монаху легко и хочется общаться, — Пресвятая Богородица.

— Да, через некоторое время после возвращения во Францию меня опять потянуло на Афон. Путешествовал по разным монастырям. Мы много ездили и в другие страны, где исповедуют Православие. Были в Иерусалиме, паломничали по Святой Земле. Во время всех этих поездок мы знакомились с духовными отцами, перенимали их опыт. В последние годы стало возможно приезжать в Россию, общаемся здесь. Благодарны мы и Русской Православной Церкви Заграницей: ее служители много сделали, чтобы обратить нас в Православие.

— Как им это удалось?

— Через книги. Тут уже были скорее не личные встречи: слово также возделывает нас.

— В книге старца Эмилиана есть парадоксальные слова про молитву как битву с Богом: «Если у меня не возникает ощущения такой борьбы с Богом, то это значит, что я еще даже не приступил к молитве»^[3]. А в общении со старцем возможен ли такой внутренний поединок?

— Духовный отец представляет собой зеркало Христа. Он реагирует по-разному в зависимости от того, что могут воспринять и что нужно его духовным детям сейчас. Он уважает их свободу и ценит их личность. Каждый человек открывает Бога по-своему, и старец оберегает эту частную тайну уникальности отношений каждого со Христом. В Евангелии Господь говорит: Царствие Небесное силой берется (Мф. 11:12). Это может быть борение, как у Иакова с Ангелом (Быт. 32:24), но иногда нас может обдавать и безучастность. Мы как будто оказываемся перед стеной: Господь не слышит нас! Мы бьемся, но это столкновение — схватка за то, чтобы войти в Царство Небесное: «Господи Иисусе Христе, будь дверью, открой Себя мне, чтобы мне войти в Бога!»