Как рожает ребенка молившаяся об этом годами женщина, признанная до того врачами бесплодной? Как выздоравливает после первой исповеди и первого причастия безнадежно больной, которого медики и оперировать не хотели, и химией напрасно мучить не решались, а теперь повторяют обследование и поверить не могут: нет ничего из того, что они находили у него еще несколько дней назад?
Игумен Нектарий (Морозов)
Как наркоман, который уже не однажды попадал в реанимацию с передозировкой, но каждый раз, страшный, не похожий уже почти на человека, приходил в храм каяться в нечеловеческой же своей жизни, слезает с иглы и превращается в допропорядочного, благочестивого христианина?
Как этому всему объяснение найти? Больше того: как в реальность всего этого поверить – даже в том случае, если сам таких чудес был очевидцем? И не найдешь, и не поверишь, если только не найдешь Того, Кто такие чудеса творит, и не поверишь – в Него и Ему.
Жизнь полна чудес. Полна убедительнейших и удивительнейших доказательств любви Божией. Хотя самое убедительное и удивительное из них – это и есть сама жизнь, редко воспринимаемая, впрочем, как дар, чаще почитаемая просто за некую данность, только и всего.
Но оказывается, что гораздо реже, чем случаются чудеса, встречаются люди, способные чудо чудом признать, способные его разглядеть, не счесть случайностью или просто – не проигнорировать его. Получается, что способность видеть чудо и верить в него – это тоже своего рода чудо…
Что же мешает видеть чудеса и саму жизнь как чудо, что застилает глаза, лишает людей, как кажется иногда, не только духовного, но даже и самого обычного, физического зрения? Нет сомнения, что главная причина такой слепоты – неверие в неверующих и отсутствие подлинной веры в тех, кто всё же так или иначе поверил.
Я помню, как в любимых мной когда-то романах Ремарка меня каждый раз неимоверно оскорблял – а скорее, всё же причинял скорбь – спор писателя с Богом, бытие Которого он при этом отрицает (именно спор, а не просто отрицание: очень яростный, очень горький и очень личный). То один, то другой его герой задавали проходящий через всё его творчество стержневой вопрос: где Бог, если идет война? Разве все происходящее не свидетельствует о том, что Его нет?
И меня точно так же оскорбляет, заставляет внутренне вздрагивать этот вопрос, когда я слышу, как на всевозможные лады повторяют его самые разные, в том числе и совершенно не знакомые с творчеством Ремарка, люди. Словно не они, не мы все отвечаем за то, что происходит с нами, как будто не мы и не подобные нам являемся творцами своего счастья, а гораздо чаще несчастья! Попробуй отними у нас свободу, когда мы хотим делать то, что хотим! И попробуй кто-то напомнить нам об ответственности за свои хотения и свой выбор, особенно когда приходится иметь дело с последствиями оных!
Раз всё так плохо, раз всё так страшно, то, разумеется, Бога нет. Если бы Он был, то, невзирая на то, что мы творим, Он позаботился бы о том, чтобы нам было хорошо. Это кратко сформулированная мысль многих неверующих, а тем паче богоборцев.
Но я даже не знаю, что хуже: эта нелепая, даже не детская в странной своей «наивности», а просто безумная мысль незнающих Бога или упреки, что исходят из уст тех, кто Его исповедует, – по крайней мере, теми же самыми устами.
«Как Господь допустил это?», «Почему Он позволил быть тому?», «Где Его милость?», «Где Его любовь?», «Почему Он так немилосерд, до жестокости?..» Это не мной придуманные вопросы, это цитаты – немногое из многого, с чем приходится сталкиваться мне как священнику и «просто как человеку».
И даже по самому содержанию их нетрудно понять, что задают их люди, которые существование Бога, как минимум, допускают, по крайней мере, как когда-то сказал один мой друг, «подозревают, что Он есть». И чуднее всего, что звучат подчас эти вопрошания на исповеди или после нее, когда человек уже ответил на свой собственный вопрос – почему ему или у него всё так плохо. Ответил, но ответа своего не услышал.
Не хочет, категорически не желает современный среднестатистический человек, даже верующий, даже христианин, даже воцерковленный, понимать, что всё вошедшее в его жизнь тяжкое и скорбное, с одной стороны, рождено тем злом, в котором по вине праотцев наших (и через них – по нашей собственной) мир лежит, а с другой, словно магнитом, содержимым его сердца к нему притянуто.
А куда без этого понимания? Как без него жить? Как без него изменить свою жизнь? Ведь только когда сознаешь, что причина всего худого – хотя бы отчасти – в тебе самом, тогда можешь это худое хотя бы отчасти исправить. Люди иногда спрашивают священника: «Как понять, есть ли во мне настоящая вера?». А вот и ответ: если понимаешь сказанное выше, то есть, конечно, есть. А если нет… то тоже ответ очевиден.
Получается… Получается, что надо лишь помнить, что жизнь не данность, а дар. Что Господь не должен тебе ничего, а вот ты как раз должен Ему – как тот самый должник из притчи о тьме талантов. Что случившееся с тобой дурное есть повод на себя обратиться и в себе причины его поискать и внутреннее свое очистить.
И тогда появится способность не жаловаться и не роптать, не клеветать подчас по малодушию и слабости на Бога, но обращать и испытания, и скорби любые (любые!) во благо себе. И различать свидетельства божественной милости и любви. И чудеса видеть. И самую жизнь воспринимать как чудо.
Она ведь и есть – чудо.
Фото: greenword.ru
