В начале хочется поддержать утверждение, что «вне православной Церкви нет спасения».
Но, что есть спасение? И кто определяет границы Церкви? Человек или Бог? А сам термин «спасение» - это какой-то окончательный и безаппелляционный приговор, типа «спасен» или «не спасен», или что-то другое? Например, то, что Спаситель высказал в словах: «В доме Отца Моего обителей много. . .» (Ин.14:2) и отсюда можно подразумевать, что степени спасения могут быть различными?
Насколько добрые дела способствуют нашему спасению? А может и не стоит в них упражнятся?
В романе Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы» Господь дал согласие ангелу вытащить из огненного озера злющую-презлющую бабу только за одно доброе дело – она когда-то подала нищенке луковку. И вот только за этот поступок, а вернее всего за доброе движение сердца, откликнувшегося на чужое горе, Господь позволил ангелу вытянуть эту бабу, которая держалась за эту самую луковку из огненного озера. Другое дело, что баба повела себя не адекватно, луковка оборвалась и она опять оказалась в озере. Значит спасение было возможно и за доброе дело или даже за само доброе устремление сердца?
Бог всегда говорит правду и только правду. Другое дело, как каждый из нас эту Божью правду понимает. В
статье приводятся слова Христа о том, что «кто не родится от воды и Духа не войдет в Царствие Божие» (Ин. 3:5).
Но тогда встает вопрос о спасении, например благочестивого разбойника. Ведь он не принимал Святого Крещения, а, следовательно, не был рожден от воды и Духа. Но, тем не менее, первым вошел вслед за Христом в Царство Божие.
Сюда же можно отнести историю св. мученика Вонифатия, который был пьяницей и рабом молодой римлянки Аглаиды, и состоял с ней в беззаконном сожительстве. Ведь сведений о его Крещении в Св.Предании нет. Да если бы он и был христианином, то уж точно не состоял бы в блудном сожительстве. Но во мгновение он исповедал себя христианином перед мучителями и был казнен. А мы почитаем его, как святого.
Протоиерей Валентин Асмус объясняет, что: «…первыми именно христианскими святыми были, конечно, мученики. Участь христиан в то время была такова, что многие претерпевали мученическую кончину, а тот, кто умирал мучеником, сразу почитался как святой. Даже если он жил до этого не совсем праведной жизнью и даже если он был некрещеным, он все равно объявлялся святым: факта мученичества за Христа было для этого достаточно. Существовало даже такое понятие: крещение кровью. Тот, кто не успел при жизни креститься, но погибал мученически за веру во Христа, считался крещеным в силу своего мученичества».
Ну хорошо, а разве деятельность умершего в нищете, тюремного доктора Фредерика Гааза не есть добровольное мученичество за Христа? Безусловно, есть. А тогда, если он не достоин Царства Божия, как католик, то может быть удостоится, как мученик? И если Господь спас не крещеных благочестивого разбойника и св.муч. Вонифатия, то почему бы Ему не спасти крещеного во Христе доктора Гааза?
Многие русские люди, почитающие русского философа Ивана Ильина, может и не знают, что с 1939 года и до своей смерти в 1953 году он фактически жил на средства одной добродетельной женщины-протестантки Шарлотты Барейсс. И разве нельзя признать мученичеством ее заботу, которая способствовала многолетней творческой деятельности человека, чьи труды вдохновляют сегодня многих людей, в том числе и Президента России? И где же ее место в аду или в раю?
А те миллионы юношей – воинов, не крещенных русских мальчишек, погибших в Великую Отечественную войну «за други своя», из которых в живых-то осталось всего три процента - они тоже недостойны царствия Божия?
Какая-то безнадежность тогда возникает. А надежда должна быть. Вся наша вера она в надежде заключается.
Есть еще одна сторона вопроса. Вне Церкви - нет спасения. А в Церкви – оно разве гарантировано?
А разве сегодня из тех, кто сегодня видимо находится в лоне нашей православной Церкви, многие достойны спасения и Царствия Божьего? Разве не присутствуют в нашей матери-Церкви такие вещи, как лукавство, корысть, борьба за власть, за финансовые потоки, за «близость к телу» начальника? Разве мы не проявляем жестокость и жесткость по отношению к нашим ближним? Разве нет проблем о которых вообще не пристало говорить в приличном обществе?
И если честно отвечать на эти вопросы и судить по совести, то многие ли из нас имеют гарантию на спасение?
Церковь наша – небесная и земная, то есть видимая и невидимая. А ведь может быть так, что человек видимо находится в границах Церкви, а на самом деле, пребывает вне ее? И наоборот - человек, который всем видится вне границ Церкви, в глазах Божиих - может находиться в ее пределах?
Читая страницы Священного Писания, можно увидеть, что Господь довольно часто поступает вопреки Своей же правде. Например, Он говорит: «…если кто будет прелюбодействовать с женою ближнего своего, — да будут преданы смерти и прелюбодей и прелюбодейка» (Лев. 20:10). Но при этом Христос отпускает женщину, взятую в блудодеянии, только и сказав ей: «…и Я не осуждаю тебя; иди и впредь не греши (Иоан. 8:11). Апостол Павел пишет о том, что блудники «Царства Божия не наследуют» (1Кор. 6:9). А Господь прощает грешницу, которая помазала Ему ноги миром (Лк. 7:47). Господь осуждает фарисея, который жил по заповедям и оправдывает мытаря (Лк. 18:14).
Прп. Исаак Сирин говорит: «Что горсть песку, брошенная в великое море, то же грехопадения всякой плоти в сравнении с Божиим Промыслом и Божией милостию… милосердие Создателя не препобеждается пороками тварей».
Сюда же можно отнести и мнение прп. Силуана Афонского, изложенное в беседе с одним монахом-пустынником, который говорил: «Бог накажет всех безбожников. Будут они гореть в вечном огне» – очевидно, ему доставляло удовлетворение, что они будут наказаны вечным огнем – на это старец Силуан с видимым душевным волнением сказал: «Ну, скажи мне, пожалуйста, если посадят тебя в рай, и ты будешь оттуда видеть, как кто-то горит в адском огне, будешь ли ты покоен?» – «А что поделаешь, сами виноваты» – ответил монах. Тогда старец со скорбным лицом ответил: «Любовь не может этого понести... Нужно молиться за всех».
Бог в каких-то Своих поступках оказывается выше Своей правды, по крайней мере такой, как мы ее понимаем. И именно поэтому Он отпускает эту женщину и прощает грехи разбойнику, милует грешницу и мытаря, а фарисея осуждает.
Может и нам следует, высказывая непреложную истину о том, что «латинство – есть зловредная ересь» и что «католики не спасутся», как-то избегать категоричности, указывая на то, что окончательное решение все-таки будет за Господом? Может не следует вставать преградой между человеком и Богом, а оставлять Господу «лазейку», чтобы не мы, а Он сказал Свое последнее слово.
Собственно, это касается не только католиков, но и не крещеных в православии людей и даже людей не верующих. Может и у них в запасе будут те несколько секунд, которые изменили участь благоразумного разбойника в вечности? Кто знает? Только Бог. Да и всех крещеных в православии это касается.
А, как иначе священнику обращаться к людям, в глазах которых стоят слезы «последней надежды» о погибших от алкоголя и наркотиков или по другим сопутствующим причинам непутевых детей? Или женам и сестрам, чьи мужья или братья погибли или гибнут от этих недугов. Или тех матерей, дети которых погибли в военных конфликтах «за други своя» и не успели войти в Церковь. Или даже самоубийц.
Как-то не поворачивается язык сказать им в глаза, что «все кончено и надежды нет». Хочется утешить, поддержать, вселить надежду. Ведь «молитва матери – со дна моря поднимает». И надежда никогда не должна умирать – тем более, если эта надежда последняя.
А вообще-то, конечно - «вне Церкви нет спасения».
Священник Сергий Чечаничев, публицист