Автор: ЛЕГОЙДА Владимир
Владимир ЛЕГОЙДА
Вы никогда не обращали внимания на то, что чем легче человек прощает себе свои промахи и проступки, тем жестче он ругает других: ничтоже сумняшеся «классифицирует» ближних, относя их к разным неблагочестивым категориям?
Когда-то Паскаль гениально заметил по этому поводу в «Мыслях»: «Есть только два типа людей: праведники, которые считают себя грешниками, и грешники, которые считают себя праведниками». Мне кажется, что вторые в списке Паскаля нарушают два фундаментальных принципа христианской аскетики, которые в идеале всегда должны идти рука об руку. Первый — ненависть ко греху. Второй — необходимость растождествления человека и его поступка.
Ненависть ко греху есть неизбежное условие для изменения человека — если мы не будем испытывать неприязни и ненависти к тем неблаговидным, а то и просто гадким поступкам, которые всем нам доводилось совершать, то вряд ли мы когда-нибудь сможем избавиться от этого зла. Неприятие греха есть одно из условий покаяния — как известно, этим словом на русский язык переводится греческое метанойя, что дословно обозначает «перемена ума». Вот эта самая перемена ума, как свидетельствует опыт христианских подвижников, никогда не произойдет в человеке, если в нем не будет ненависти ко греху.
Почему при этом еще так важен принцип растождествления человека и поступка? Ненависть ко греху — своему или другого человека — не должна распространяться на самого человека, на личность, которую создал и любит Бог. Важнейшее уточнение: никто из нас не сводим ни к одному из наших поступков, ни даже к их полной совокупности. Человек всегда глубже и сложнее, чем то, что он делает. Кстати сказать, это касается любых поступков, а не только отрицательных — понимание этой разницы позволяет относиться к себе спокойнее и скромнее. Восторженная радость типа «Ай да Пушкин!..», конечно, хороша, но иногда поступок может быть и больше человека.
Собственно, эти два принципа и должны быть основанием таинства покаяния, или исповеди. Что происходит (или должно происходить) в этом таинстве? Человек исповедует перед Богом, что осознает греховность своих поступков (а также слов и мыслей), что он ненавидит эти поступки и просит Бога, с учетом, так сказать, обстоятельств, не ставить знак равенства между ним, человеком, и его поступками. При условии такого обращения Господь всегда говорит «да». Ведь почему православные христиане уверены, что они получают прощение (вопрос, который часто возникает у человека, начинающего знакомиться с Православием)? Именно потому, что Бог никогда не отождествляет человека с его поступком. Знак равенства между собой и своим грехом может поставить только сам человек — точнее, тот, кто на самом деле не желает от греха отказаться.
Это очевидное для многих неочевидно. Часто можно услышать: «Как ты можешь общаться с человеком, который то-то и то-то совершил?!». Мы сплошь и рядом не проводим этого растождествления и ставим на человеке крест, смешиваем человека и его поступок, что лишь увеличивает всеобщую взаимную неприязнь. Но Бог, в отличие от нас, так осуждающих ближних, всегда — при условии упомянутого искреннего обращения — человека и поступок разводит.
Ярчайшим примером этого является спасение разбойника на кресте, первого человека, которому в Евангельской истории были сказаны слова ныне же будешь со Мною в раю (Лк 23:43). К этому эпизоду очень часто обращаются, но, вероятно, из-за этой частоты нередко перестают задумываться: а в чем собственно его смысл? Ведь речь идет о разбойнике — человеке, совершившем за свою жизнь огромное количество плохих, ужасных поступков, грехов. И, может быть, кроме вопля: Помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое! (Лк 23:42), ничего хорошего в жизни он не совершил. Почему же разбойник получает прощение? Потому что он действительно покаялся — отказался от своей греховной жизни, совершил «перемену ума», пытаясь хотя бы перед самой смертью порвать со своими поступками. Он не притворяется и не играет — потому что на кресте нельзя ни притворяться, ни играть. Он искренне ненавидит свои грехи, он не хочет быть таким, каким был раньше — иначе он не посмел бы обращаться ко Христу с просьбой вспомнить его. Таким и должно быть покаяние, приносимое нами Богу в таинстве.
Конечно, то, что более-менее понятно на бумаге, не так легко воплотить в жизни. Тем более, что очень просто попасться в ловушку: человек легко растождествляет себя и свой поступок, не испытывая при этом никакой ненависти к совершенному греху. То есть мы попросту прощаем себя сами, без покаяния. Но поэтому и нужна исповедь, что мы сами себя не можем простить — только обмануть.
