Не так давно, читая Часослов, я остановилась на этой молитве Великого повечерия: «слезы ми даждь, Боже, якоже иногда жене грешнице (…) да услышу и аз желаемый Твой глас: вера твоя спасе тя, иди в мире». Не только чтение мое прервалось на этом месте, но и сердце замерло.
Я поняла – милостивый ответ на Страшном Суде для меня может быть только таким: «Вера твоя спасла тебя». Другие ответы – «Ты заслужила», «Ты была праведной», «Ты делала много добрых дел» – невозможны, именно потому, что я не заслужила, и добрых дел делала очень мало. И спасти меня может, действительно, только вера.
Но что в данном случае означает – вера? Ну, вот, я верю, что Бог есть, что в Евангелии – правда, что Иисус Христос есть Сын Божий… И этого достаточно, чтобы спастись? Нет, конечно. Потому что вера, о которой здесь речь – она изначально определяется не как убеждение разума, а иначе; как же?
В упомянутом месте Великого повечерия имеется в виду эпизод с грешницей, омывшей ноги Христу (Лк.7, 37–50). Но ведь эти и подобные слова о спасительности веры Господь произносил неоднократно.
«Дерзай, дщерь! Вера твоя спасла тебя» – сказал Он кровоточивой женщине, дерзнувшей прикоснуться к краю Его одежды (Мф.9, 22; Лк.8,48).
В той же главе двое слепых просят Его об исцелении, и Он спрашивает их: веруете ли, что Я могу это сделать? «Они говорят Ему: ей, Господи! Тогда Он коснулся глаз их и сказал: по вере вашей да будет вам» ( Мф. 9, 28–30).
«Если сколько-нибудь можешь веровать, всё возможно верующему», – слышит от Иисуса отец отрока, подверженного беснованию, и со слезами восклицает: «Верую, Господи, помоги моему неверию!» (Мк. 9, 23–24).
«Не бойся, только веруй» (ср. Мф. 9, 28–30) – эти слова Спаситель обращает к начальнику синагоги Иаиру, отцу умиравшей – и умершей! – девочки (Лк.8,50; Мк 5,36).
О чем речь во всех этих эпизодах? О доверии. Об активном, деятельном доверии человека к Богочеловеку. Это доверие, хоть и поверяется рассудком – ведь именно к рассудку обращается Господь, напоминая людям обо всех сотворенных Им чудесах (ср. Лк.7, 22), – но причину имеет в сердце. Все эти страдальцы, услышав об Иисусе из Назарета, увидев Его, поняли, что Он – именно Тот, Кто может помочь и поможет, – и пошли к Нему. Вот это и есть вера. И она действительно спасает. Телесное исцеление человека – следствие внутреннего выбора, сделанного им самим или, как в случае с отроком и девочкой, – его близкими. Выбор – довериться Иисусу из Назарета.
Значит, и мне нужно довериться, чтобы спастись, потому что в моем случае не о телесном исцелении речь, а именно о спасении.
Но в чем должно заключаться мое доверие к Нему, и в чем, собственно, проблема? Вот, я молюсь Ему, прошу Его благодатной помощи на моем духовном пути, который, как известно, есть путь покаяния. Вот, я готовлюсь ко Святому Причащению… Значит, я уже доверяю, доверяюсь? Да? А почему тогда внутри такая тяжесть, такой холод? Нет? А зачем же тогда молюсь и причащаюсь?
Довериться полностью. Что это значит? В любой беде, в любом грехе, во всякой боли и скорби – знать две вещи. Первая – что у Него исцеление есть, есть всегда, не быть не может – ибо Он Бог. Вторая: что подлинное полное исцеление есть только у Него. Женщина, страдавшая кровотечением, все свое имение издержала на врачей; отец бесновавшегося мальчика обращался даже к ближайшим ученикам Иисуса. И он, и она должны были, наверное, пройти через это, чтобы убедиться: помощь на самом деле только у Него. Ученики могут помочь, да, но не всегда: во-первых, у них самих бывают проблемы с верой (ответ Иисуса на вопрос учеников, почему они не могли исцелить бесноватого отрока (ср.Мф.17,20)); а во-вторых, и это главное, – ученики исцеляют лишь постольку, поскольку Он дает им возможность это сделать.
Мне, как и многим, наверное, свойственно пытаться разрешить внутреннюю скорбь собственными силами: подолгу разговаривать с самою собой, убеждать себя в чем-то, пытаться разложить там, внутри, всё по местам… Но на самом деле все само ляжет по местам после того, как главное место в тебе займет Христос. Нам свойственно задавать вопросы – сложные, мучительные, глубокие – и ждать понятных ответов. Ответ Бога бывает разным, когда-то это, впрямь, подсказка разуму, та самая «мысль благая», о которой мы молимся, вслед за Иоанном Златоустом, – но это частный случай, а универсальный Его ответ на все наши вопрошания: Аз есмь. Он есть, и Своей абсолютной полнотой Он отвечает на всякую нашу недостаточность. Это не так важно, что вот сейчас ты чего-то не понимаешь – в себе самом, в окружающих, в общей жизни. Важней другое: знать, что ответ есть, и что ответ – именно в Боге, в Нем Самом. Исцеление не всегда приходит сразу, но всегда начинается с веры в ту твою целостность, которая заключается в Нем.
Универсальный Его ответ на все наши вопрошания: Аз есмь
Доверие – слово, которое мы любим, хорошее, теплое слово. Призывы довериться Богу мы слышим довольно часто – и в некоторых ситуациях, увы, путаем такое доверие с безответственностью и беспечностью: «доверившись Богу», переходим улицу на красный свет. Довериться Вседержителю на самом деле совсем не легко и не просто – еще и потому, может быть, что мы находимся уже не в той ситуации, что современники земной жизни Спасителя. У нас отнят Жених, и мы постимся (ср. Мк. 2,19–20; Лк.5, 34–35). Мы можем слезно молить Его об исцелении – хотя бы и телесном – и такового не получить. Не потому, что Он нас не слышит или мы Ему безразличны. А потому, что мы должны сами удержать свой участок фронта в падшем мире; потому что время, когда «отрет Бог всякую слезу с очей их» (Откр.21,4), еще не настало. Довериться Богу – не значит рассчитывать на надежную защиту, безопасность, комфорт и полную самореализацию.
Мы должны сами удержать свой участок фронта в падшем мире
Напротив, это значит – мужественно принять любой вариант своей судьбы. Вера вообще – дело мужества. «Вера твоя спасла тебя» – вполне может означать: тебя спасло то, что ты нашел-таки в себе мужество, пусть невеликое. Мужество довериться Богу, оставив за собственным о себе попечением (неизбежным и необходимым) лишь вспомогательную роль.
Пишу – и с горечью вспоминаю ситуацию, когда мне самой мужества не хватило, когда меня одолело малодушие – и моему близкому человеку это дорого обошлось… И возвращаюсь к галилейской грешнице, омывшей ноги Христа. Она, в отличие от других упомянутых выше лиц, не имела никаких увечий, не бесновалась, не умирала. И ничего у Него не просила, заметьте, даже прощения ее грехов. На что она надеялась, идя в дом фарисея Симона? Скорее всего, только на одно: что Он ее не оттолкнет, не прогонит. Позволит ей послужить Ему, выразить свою к Нему любовь. И Он не только позволил, Он отпустил этой женщине ее грехи «за то, что она возлюбила много» (Лк.7, 47). Я пытаюсь сравнить эту женщину с собою и понимаю, что я – хоть и не омываю Его ног (буквально или образно), но все же кое-что делаю для Его Церкви, значит – для Него. И Он мне – как той грешнице – позволяет это делать, предоставляет для этого возможности, не отталкивает. Более того – Он Сам меня к этому привел, со всеми моими прежними грехами. Значит, нельзя унывать, надо продолжать это делать, даже если что-то не ладится, если условия меняются не к лучшему, если возможностей становится меньше – они все равно есть, эти возможности. Нужно делать это не для себя, но для Него, и за это благодарить, и не спрашивать «Что дальше?», потому что это – вопрос недоверия. Он видит твою к Нему любовь, этого достаточно.
Ту молитву из Великого повечерия я включила в свое ежедневное правило: «Сподоби меня…миро благоухания Тебе приносити, житие чисто, покаянием ми созданное…». Поначалу на этих словах мне становилось смутно и страшно: я не в силах очистить свое житие, оно остается нечистым, разве что маленькие окошки в нем протерты-прочищены моими неуклюжими Исповедями…
Но это ведь опять о той же вере, о том же, то есть, доверии, с которым нужно безотлагательно идти ко Христу – к Единственному, кто может по-настоящему очистить мое житие.
Не бойся, только веруй, и спасена будешь.
