Владимир Легойда
У Тимура Кибирова есть короткое, но очень пронзительное стихотворение:
Петушок, петушок,
Золотой гребешок,
Ты не жди, петушок, до утра.
Сквозь кромешную тьму
Кукарекни ему,
Пожалей ты беднягу Петра!
Петушок, петушок,
Он совсем изнемог.
Тьма объяла земные пути.
Кукарекнуть пора,
Ибо даже Петра
Только стыд еще может спасти.
По-человечески понятно, о чем здесь речь. И все-таки: «только стыд еще может спасти» — это про что? Вопрос, в принципе, совершенно закономерный, просто при первой попытке на него ответить тут же замаячит хрестоматийное «О чем это стихотворение?» и «Что автор хотел сказать?». Хотя по гамбургскому счету поэзия, как заметил американский переводчик Джулиан Лоуэнфельд, «это про мурашки».
При чтении этого стихотворения с мурашками как раз все в порядке. И каждый знает: бывают ситуации, когда только вот такой обжигающий стыд и является спасительным для человека. Потому что он не может принять свое состояние после совершенного им поступка как измерение, в котором он готов дальше жить. Вот это и есть то, что мы называем отвращением ко греху, неприятием греха, отказом от него.
Собственно, исповедь — она ведь и есть вот этот спасительный стыд. Понятно, конечно, что стыд сам по себе не спасает — спасает Христос. Но сначала все-таки твой вопль: «Господи, я не хочу оставаться таким!»
И сколько бы раз ты вновь и вновь, несмотря на все попытки, ни оказывался «таким», пока тебе стыдно, пока ты можешь сказать это «не хочу больше!», — надежда на спасение есть.
Владимир Легойда
foma.ru
