Владимир ЛЕГОЙДА
Главный редактор
Как-то задумался: а вот если честно посмотреть на пройденное, оценить опыт духовной жизни по гамбургскому счету, не откроется ли перед многими из нас, не исключая и автора этих строк, картина не самая воодушевляющая? Не окажется ли, что мы не то что не выкорчевали в себе какие-то страсти, а максимум, на что способны, — это не попадать в ситуации, в которых мы с неизбежностью совершаем тот или иной укоренившийся в нас грех?..
Я однажды поделился этой мыслью со священником, и в ответ услышал:
«А это, собственно, и есть духовная борьба. Если ты понимаешь, что та или иная ситуация с неизбежностью ввергнет тебя в грех, твоя задача в том, чтобы в эту ситуацию не попасть, не идти туда, где ты это сделаешь».То есть буквально: держаться от греха подальше. Это заставило меня немного по-другому оценить мое внутреннее состояние.
Слово «грех», как известно, переводится с греческого как «промах». Конечно, само по себе избегание «ситуации промаха» еще не означает, что ты научился не промахиваться — хотя и это, повторю утверждение моего собеседника, уже очень важная часть науки жить по-христиански. А вот когда ты перестанешь промахиваться, когда начнешь попадать в цель, тогда ты и обретешь себя подлинного. Это лейтмотив «Исповеди» блаженного Августина, заявленный им с первой страницы: «Господи, Ты создал нас для Себя и не успокоится сердце наше, пока не найдет Тебя».
Наше «неуспокоенное сердце» — это наше «я», которое на самом деле еще не «я», а что-то другое, это постоянный промах, постоянный поиск чего-то такого: «А может, я так попробую… А может, вот так?» Мы все ищем себя: то отрастим волосы, то пострижем; пробуем то одну профессию, то другую: мое — не мое? Но только когда путь понятен, ты уже не бегаешь по разным дорожкам, а встаешь на него и идешь. И это — начало обретения себя.