И не войдет в него ничто нечистое
и никто преданный мерзости и лжи.
Откр. 21: 27
Как, наверное, у каждого верующего, у меня есть знакомая, которая говорит, что верует в Бога, но в церковь не ходит и вообще не выражает своей веры никакими делами. «Я верю, что Бог добрый и милостивый, и Он меня за всё простит», – говорит она в ответ на все попытки поговорить с ней о том, что же такое на самом деле наша вера. И отказывается от дальнейших обсуждений, обижаясь «за клевету на Бога». Это, конечно, её право и её выбор, но как же больно за неё. Я думаю, что любой христианин много раз в своей жизни испытывает такую боль бессильного сострадания, видя, как ближний с непреклонностью и бесстрашием неведения оптимистично стремится в ад…
Огромное множество людей останавливаются в недоумении перед воображаемой дилеммой сочетания Божией любви и ада
Другой мой знакомый мыслит шире. Для него существование ада стало настоящим камнем преткновения. Он не может понять, «если Бог – это любовь, то почему Он не может простить всех грешников?» Ему легче представить, что Бога нет, чем принять факт справедливого воздаяния за грехи. «Почему людей настолько сильно мучают в аду?» – спрашивал он меня. «Если любишь, то одёрнешь человека, когда тот прыгает под машину, даже если он осознанно прыгает по своей воле», – упрекал он христиан в недооценке Божией любви… Таким образом, и он приходил к обвинению христиан в «клевете на Бога».
Это только два примера, а на самом деле огромное множество людей останавливаются в недоумении перед воображаемой дилеммой сочетания Божией любви и ада – и не находят в себе сил перешагнуть через это мнимое противоречие на пути к Богу. Я попытаюсь здесь ответить на некоторые из этих вопросов.
На самом деле во всех таких рассуждениях, как бы они по видимости ни были различны, кроется единая методологическая системная ошибка. И теории о кажущихся противоречиях в христианстве, и бесстрашный оптимизм имеют одни и те же корни: понимание спасения как некоего механического действа в условиях придуманного вакуума духовных реалий. В них не учитываются ни неприкосновенность для Бога нашей свободной воли, ни суть спасения человека как обожения, ни свойства существования личности в условиях вечности в отличие от жизни под властью времени. Даже свойства рая и ада трактуются произвольно, а не по учению Православия. Даже такое неотъемлемое и несомненное свойство Бога, как любовь, понимается неверно.
«Медная стена» нашей воли. Если в душе ад
Увы, не приходится сомневаться, что ад наполнен «бесстрашными» оптимистами. Теми, кто всю жизнь упрямо и упорно уверял себя, что Бог бесконечно милосерден, что Он любит каждого так, что простит всё. Уверяли, успокаивали, усыпляли – и поэтому ничего не меняли в своей жизни. Страшно подумать, что они почувствовали за гранью смерти, когда увидели не придуманную, а истинную реальность. Как ужасно понять свою ошибку, когда уже ничего исправить нельзя, и даже милосерднейший Бог уже не поможет.
Никто не спорит, что Бог – это сама Любовь. Без сомнения, Он любит каждого. Конечно, Он желает всем всё простить и всех спасти.
Но дело тут вообще не в Боге. Дело в нас самих, в том грехе, который мы любим и от которого поэтому не стремимся избавиться. Вся эта жизнь нам дана не для чего иного, как только для того, чтобы очистить себя от греха. Ведь спасение – это не одностороннее действие Бога. Мы созданы свободными – и только в душу, вольным выбором и любовью обратившуюся к Нему, приходит Бог. В этом смысле авва Пимен говорил, что наша воля есть медная стена между человеком и Богом[1]. Господь, создав нас свободными, не посягает на нашу свободу, уважая выбор и волю каждой личности.
Спасение – это не одностороннее действие Бога
Преподобный Макарий Великий говорит о спасении:
«Воля человеческая есть как бы существенное условие. Если нет воли; сам Бог ничего не делает, хотя и может по свободе Своей. Посему совершение дела Духом зависит от воли человека»[2].
Святитель Григорий Нисский объясняет:
«Говорят: "Имеющий власть над вселенной, по преизбытку оказанной нам чести, многое оставил и в нашей власти, и над этим каждый единственный господин. Мы призваны не к рабству, а к свободе воли»[3].
Только душа, которая сама пожелала избавиться от своего греха и попросила Бога о помощи, будет очищена от него Божией благодатью. А та, что возлюбит грех, останется с этим грехом – и без Бога. Господь не войдёт в нечистую душу. Потому что «какое общение праведности с беззаконием? Что общего у света с тьмою? Какое согласие между Христом и Велиаром?» (2 Кор. 6: 14–15). «Не имать Дух Мой пребывати в человецех сих во век, зане суть плоть» (Быт. 6: 3), – говорит Бог о тех, кто живёт во грехе, не ища Его.
И среди таких людей могут быть даже те, которые называют себя верующими. Об этом скорбел праведный Иоанн Кронштадтский, говоря о людях, которые живут так, как будто нет в них духа:
«…дух совсем подавляется и <…> человек чувственный, плотяный сморит на мир и видит его почти как животное неразумное, <…> читает священную книгу – и видит в ней только букву; молится ли: механически пробегает умом молитвы и не проникает в дух их, не знает искусства кланяться духом и истиною»[4].
«Кланяться духом и истиною» – означает покаяние, смирение, борьбу со страстями. «Вот на кого Я призрю: на смиренного и сокрушенного духом и на трепещущего пред словом Моим» (Ис. 66: 2), – говорит Господь. «Жертва Богу дух сокрушен» (Пс. 50: 19). Именно покаяние привлекает Божию благодать и бывает залогом очищения, освящения, оживотворения и спасения души. А если нет покаяния – и пришла смерть?
По учению христианства после смерти ни у кого уже не будет возможности покаяться и значит – измениться: каждый навеки останется тем, кем оказался в последний миг перед смертью. За гранью временной жизни нас ожидает неизменная вечность. И человек, побеждённый при жизни страстями, останется побеждённым ими уже безвозвратно. Этому учат все святые отцы – обратимся к некоторым их свидетельствам.
Преподобный Иоанн Дамаскин:
«Нужно знать, что падение для ангелов то же, что смерть для людей. Ибо после падения для них нет покаяния, как и для людей оно невозможно после смерти»[5].
Святитель Феофан Затворник:
«… после смерти нет покаяния. В чем застанет нас смерть, в том предстанем мы и на суд. …коль скоро кто здесь не положит семени покаяния и перейдёт туда с духом нераскаянного упорства во грехах, то и там навеки останется с тем же духом, и плод от него вовеки будет пожинать по роду его, Божие вечное отвержение»[6].
Святой Григорий Синаит:
«Никто там не будет едино со Христом, или членом Христовым, не сделавшись здесь причастником благодати»[7].
Итак, душа после смерти останется неизменной, и нераскаянный грех станет её неотъемлемым свойством и вечным её уделом. Как можно такой душе существовать в раю? Она будет просто несовместима с раем, с Царством истины и благодати.
Святые отцы объясняли это разными образами.
Святитель Иоанн Златоуст говорил:
«Нельзя быть добрым по необходимости. <… > Но как возвести на небо тебя, дремлющего, спящего, преданного порокам, роскоши, чревоугодию? Ты и там не отстал бы от пороков?»[8]
Святитель Феофан Затворник объяснял невозможность пребывания в раю нераскаянных грешников деструктивной сущностью греха:
Вообразите, что входит такой – нечистый и мрачный – в рай. Что это будет?
«Прошу вас рассудить, <…> гожи ли такие лица для рая? – Грех ведь не есть что-либо внешнее, а внутреннее и внутрь проходящее. Когда грешит кто, грех весь состав его извращает, оскверняет и омрачает. Если простить грешника внешним приговором, а внутри его всё оставить, как было, не вычистив, то он и после прощения такого останется весь скверен и мрачен. <…> Вообразите, что входит такой – нечистый и мрачный – в рай. Что это будет? Ефиоп среди убелённых. <…> рай примет в себя только однородное – чистое и пречистое; а все неподходящее под сию норму не может войти туда»[9].
Архимандрит Рафаил (Карелин) пишет, что ад в душе нераскаянных грешников, выбравших зло, – это неодолимое препятствие для их спасения:
«Любовь Бога… страждет о погибели грешников, но не может проникнуть в душу, которая неспособна воспринять ее. <…> Спасение – это богообщение и богоуподобление. Оно невозможно без любви. <…> Трагизм грешника заключается в том, что он не только в аду, но ад – в нем»[10].
Если в душе нет рая
Итак, если грех живёт в душе, то в такой душе воцарился ад уже в этой, временной жизни. А для достижения рая необходимо очищение души от греха, и «все неподходящее… не может войти туда», – пишет святитель Феофан Затворник.
Почему же, кто-то может спросить, «не может»? Только потому, что грешника туда не допустят, или вопрос неизмеримо глубже?
Ареопагит говорит о сущности спасения:
«Наше спасение возможно только через обожение. А обожение есть, насколько возможно, уподобление Богу и соединение с Ним».
Будущая жизнь в раю – это богообщение, обожение спасённых, то есть богоподобие, единение с Божеством. Но несовместимы в душе человека нераскаянный грех, жажда греха – и Божия благодать, Божия правда.
Когда-то на Синайской горе Моисей осмелился попросить Бога показать ему славу Свою. Господь ответил ему: «Лица Моего не можно тебе видеть, потому что человек не может увидеть Меня и остаться в живых… Ты увидишь Меня сзади, а лицо Мое не будет видимо тебе» (Исх. 33: 20, 23). И Божий пророк, великий Моисей увидел только отблеск Божественной славы.
Что же сказать о нераскаявшемся грешнике, если он вдруг попал бы в рай, где «будет Бог все во всем» (1 Кор. 15: 28)?! Не разорвётся ли его немощная душа, как от солнечной вспышки, от света Божией славы? Не станет ли для него близость Бога мукой неизмеримо большей, чем любая тьма удаления от Него? Не будет ли он вечно страдать от того, что духовные блага святых для него недоступны? Человеку, не очистившему себя от страстей, будет невыносимо в раю, он просто не смог бы вынести сияния рая.
Поистине, даже отвержение грешников – это действие Божией любви. В непреложной и милосердной правде Его суда – и сострадание к несчастному, и ненасилие над выбором его личности. Точно так же, как милостью было и удаление из рая согрешивших Адама и Евы, милостью для падшего человека была даже и смерть, как пресечение жизни в нарастающем грехе и разрушение повреждения от греха.
Святитель Феофил Антиохийский поясняет:
«Бог оказал великое благодеяние человеку, что не оставил его вечно связанным грехом, но… изгнал его из рая, дабы он этим наказанием очистил в продолжение известного времени грех и, исправившись, потом мог быть возвращен»[11].
На вопрос о том, почему Адам мучился бы в раю, останься он там после грехопадения, отвечает архимандрит Рафаил (Карелин):
«Изгнание Адама из рая было проявлением любви Бога к праотцам. Адам потерял внутренний рай, присутствие Бога не радовало, а мучило его. <…> сам рай стал бы для него вечным, неиссякающим мучением, вечным напоминанием о том, что он потерял. Он еще мучительнее чувствовал бы потерю благодати Божией»[12].
Любой нераскаянный грешник, попади он в рай, не только не был бы счастлив в нём, но страдал бы неизбежно и непрестанно
Развивая эти мысли, архимандрит Рафаил (Карелин) объясняет, что также и любой нераскаянный грешник, попади он в рай, не только не был бы счастлив в нём, но страдал бы неизбежно и непрестанно:
«Здесь – ключ к разрешению одного вопроса: почему Господь допускает существование ада? Почему Господь не простит и не возьмет всех грешников снова в Царство Небесное? Именно потому, что если бы Господь взял человека, внутренне неспособного к Богообщению, в Царство Света и Благодати, то этот человек оказался бы подобен тому, кто находится возле берега реки и не может пить из нее воду. Он мучился бы еще больше, еще страшнее»[13].
Мы видим, что, как ни парадоксально это звучит для тех, кто судит с точки зрения человеческой, мирской логики, Господь по Своему милосердию не заставляет быть в раю тех, кто не ищет общения с Ним и из-за греха неспособен к нему.
Архимандрит Плакида (Дезей) писал, что Господь именно по Своей Любви оставляет нам и свободу удаления от Него:
«Концепция всеобщего спасения, отрицая вечность ада, игнорирует одновременно и непостижимую тайну любви Божией, которая превыше всех наших рациональных или сентиментальных концепций, и тайну человеческой личности и её свободы. Любовь Бога предполагает полное уважение к Своим созданиям, вплоть до “вольного бессилия” отказать им в свободе»[14].
Преподобный Гавриил (Ургебадзе) говорил:
«Не Господь оставляет человека, человек оставляет Бога. Ад – это отдаление от Господа»[15].
Итак, ад – это не кара, не мщение Бога, а результат выбора самого человека, – выбора, который принимает Господь. Святой Ириней Лионский объясняет это на примере людей, которые сами ослепили себя и этим сами лишили себя сладости света:
«А тех, которые по своему произволению отступают от Него, Он подвергает отлучению от Себя, которое они сами избрали. Разлучение с Богом есть смерть, и удаление от света есть тьма, и отчуждение от Бога есть лишение всех благ, какие есть у Него. <…> сами себя ослепившие… навсегда лишены сладости его не потому, чтобы свет причинял им мучение слепоты, но сама слепота доставляет им несчастие»[16].
«Построенный» ад. Что неправильно в вопросе: «Почему людей настолько сильно мучают в аду?»
Вот мы и подошли к вопросу об адских муках. Святые отцы по-разному описывали их: и как вечное жало неудовлетворённых страстей, и как бесплодное и бессильное раскаяние.
«Что означает плач и рыдание, как не величайшее сожаление о грехах? – говорит преподобный Антоний Великий. – Тогда начнем негодовать на самих себя, раскаиваться, скрежеща зубами… когда покаяния уже не будет»[17].
Одно несомненно: как пишет святитель Василий Великий,
«Не Божие решение будет определять вечную участь людей, не Божия награда или наказание, но то, что было сокрыто в каждом сердце… будет обнажено в день Суда. Это обнаженное состояние… зависит не от Бога, оно зависит от любви или ненависти, которые царствуют в наших сердцах. В любви заключено блаженство, в ненависти – отчаяние, горечь, мука, печаль, злоба, тревога, смятение, тьма и все прочие внутренние состояния, которые и составляют ад»[18].
Ад – это выбор самого человека, который он делает всю свою жизнь
Как видим, не карою Бога человек попадает в ад, уготованный – и это надо помнить – не людям, а демонам. Ад – это выбор самого человека, который он делает всю свою жизнь. Это следствие состояния души, покорившейся страстям. По сути, мы сами строим свой ад в этой, временной жизни, если поступками отвергаем Бога и живём не по законам заповедей Любви.
Говоря словами одной замечательной книги:
«Душа, перешедшая за гроб с неисцеленными ранами – со своими страстями, остается там в страстном, болезненном состоянии и, неисцеленная на земле, уже здесь не может избавиться от своих страстей. <…> Неудовлетворенная и неудовлетворяемая страсть – вот состояние души, вполне соответствующее геенне. <…> Привычка ко греху, к исполнению своих страстей, обратившаяся в природу… будет непрестанно, целую вечность, терзать душу. <…> Вот в чём состоит внутреннее мучение грешников в геенне!»[19].
О любви Божией. Предостережения Бога
Это именно так: только здесь, на земле, во временной жизни можем мы уврачевать язвы греха. Спасение любого из нас начинается и совершается здесь и сейчас, о чём неустанно говорили святые отцы. В этом заключается и ответ на вопрос-укор, о котором я писала в начале статьи: «Если любишь, то одёрнешь человека, когда тот прыгает под машину, даже если осознанно прыгает по своей воле…».
Господь делает для каждого человека всё, чтобы он мог спастись. Он много раз за нашу жизнь останавливает нас, направляет, вразумляет, предостерегает – через людей, обстоятельства, книги, фильмы, радости, скорби, болезни, внушая нам добрые помыслы и будя нашу совесть. Бог из одной только любви сошёл на землю, населённую грешниками, чтобы помиловать их. Он стал Человеком и умер в страшных мучениях на кресте, чтобы взять на Себя все наши грехи и этим открыть нам рай. Он зовёт к Себе каждого всю его жизнь и ждёт от нас только лишь одного: произволения жить в добре и любви. Всё остальное Он Сам подаёт ищущему Его: и мудрость, и помощь, и силы.
Потому что, вновь повторю, спасение – это не внешнее действие по отношению к нам, не некое механическое прощение. Оно сотворяется Богом в душе человека в течение всей временной жизни при условии его активного и осознанного желания, стремления к истине и добру. Жизнь в раю будет доступна только для тех, кого Бог исцелит от страстей ради их покаяния. А тот, кто предстанет на Божий суд, пленённый нераскаянными грехами, сам не будет способен принять спасение. Он просто не совместится с раем, с любовью и благодатью Божией, что будет царить в раю.
Спасение сотворяется Богом в душе человека в течение всей временной жизни при условии его активного и осознанного желания
О том, что так непременно будет, говорит всё Священное Писание, все святые отцы, поёт и остерегает Церковь. И это всё – одно из бесчисленных проявлений человеколюбия Божия и Его любви. Святитель Иоанн Златоуст говорит о великом милосердии предостережений Божиих:
«Страшный, поистине страшный предстоит нам отчет… Страшно, весьма страшно и ужасно это судилище… Как же, скажешь, Бог человеколюбив, как милостив, как благ? Так… здесь-то особенно открывается величие его человеколюбия. Для того ведь Он и внушает нам такой страх, чтобы, хотя таким образом мы пробудились и стали стремиться к царствию небесному»[20].
К числу таких предостережений относятся и сохраняемые Церковью повествования об ужасном конце некоторых людей, пожавших горестный плод праведного воздаяния. Две из них я приведу в этой статье. Эти истории помогают понять, что свойства Бога – это не только любовь, и милость, и благость, – но и праведность, истина, непреложность справедливости.
Эту истину точно и ёмко раскрывают слова, которые приводит Евфимий Зигабен в Толковой Псалтири среди объяснений святыми отцами стиха «Милостив Господь и праведен» (Пс. 114: 4):
«Бог, как милостивый, не отвращает лица от молящегося грешника; а, как праведный, Он не иначе принимает его, как с покаянием».
Когда не спасает милостыня
Но бедственно пребывать в смертном грехе, бедственно – когда смертный грех обратится в навык! Никакие добрые дела не могут искупить из ада душу, не очистившуюся до разлучения своего с телом от смертного греха.
В царствование греческого императора Льва жил в Константинополе человек очень славный и богатый, подававший обильную милостыню нищим. К несчастию, он предавался греху прелюбодеяния и пребыл в нем до старости, потому что от времени укрепился в нем злой обычай. Непрестанно подавая милостыню, он не отступал от прелюбодеяния, – и внезапно умер.
Много рассуждал о его вечной участи патриарх Геннадий с другими епископами. Одни говорили, что он спасен, по сказанному в Писании: «Избавление мужа души свое ему богатство» (Притч. 13: 8). Другие утверждали против этого, что рабу Божию нужно быть непорочным и нескверным, потому что также сказано в Писании: «аще и весь закон исполнит человек [иже бо весь закон соблюдет], согрешит же во единем, бысть всем повинен» (Иак. 2: 10, 11), «не помянется вся правда его» (ср.: Иез. 33: 13); и Бог сказал: «в чем тебя застану, в том и буду судить» (ср.: Иез. 33: 20).
Патриарх повелел всем монастырям и всем затворникам просить у Бога, чтоб открыл о судьбе почившего, и Бог открыл о ней некоторому затворнику. Он пригласил патриарха к себе и поведал ему пред всеми:
«В прошедшую ночь я был на молитве и увидел некоторое место, имеющее по правую руку рай, исполненный неизреченных благ, по левую же – огненное озеро, которого пламень восходил до облаков. Между блаженным раем и страшным пламенем стоял умерший связанным и стонал ужасно; он часто обращал взоры к раю и предавался горьким рыданиям. И видел я светоносного Ангела, приступившего к нему, и сказавшего: “Человек! что ты стонешь напрасно? Вот, ради милостыни твоей, ты избавлен муки; а за то, что не оставил скверного любодеяния, ты лишен блаженного рая”».
Патриарх и бывшие с ним, услышав это, объяты были страхом и сказали: «Истину провещал апостол Павел: “бегайте блудодеяния: всяк (бо) грех, егоже сотворит человек, кроме тела есть: а блудяй в свое тело согрешает” (1 Кор. 6: 18)».
Где те, которые говорят: если и впадем в любодеяние, то спасемся милостынею? Милостивый, если он милостив истинно, то должен прежде помиловать самого себя и приобрести чистоту тела, без которой никто не узрит Бога. Не приносит никакой пользы сребро, раздаваемое рукою нечистою и душою нераскаянною [Пролог, 12 августа][21].
«Горе мне, окаянной!»
В некотором женском монастыре жила при игумении ее племянница, прекрасная собою по наружности и неукоризненного поведения. Все сестры любовались и назидались ее ангеловидностью и необыкновенною скромностью. Она скончалась. Ее похоронили торжественно, в твердой уверенности, что чистая душа ее воспарила в райские обители.
Огорченная разлукою с ней игумения предавалась непрестанной молитве, усиливая ее постом, бдением. Она просила Господа открыть ей: какой небесной славы удостоилась ее племянница в лике блаженствующих девственниц. Однажды, когда игуменья в келейной тишине преполовляющейся ночи стояла на молитве, внезапно расступилась земля под ее ногами, и клокочущая огненная лава потекла пред взорами молившейся.
Вне себя от испуга, она взглянула в открывшуюся пред нею пропасть – и видит среди адского пламени свою племянницу.
– Боже мой! – отчаянно воскликнула она. – Тебя ли вижу я?
– Да, – со страшным стоном произнесла погибшая.
– За что ж это? – с горестью и участием спросила старица. – Я надеялась видеть тебя в райской славе, в ликах ангельских, среди непорочных агниц Христовых, а ты!.. За что это?
– Горе мне, окаянной! – простонала мучившаяся. – Я сама виною вечной моей смерти в этом пламени, непрестанно пожирающем, но не уничтожающем меня. Ты хотела видеть меня – и Бог открыл тебе тайну моего положения.
– За что ж это? – снова сквозь слезы спросила игуменья.
– За то, что я в виду вашем казалась девственницею, непорочным ангелом, а на самом деле была не то. Я не осквернила себя плотским грехом, но мои тайные желания и преступные мечты свели меня в геенну. При непорочности моего девического тела я не умела хранить в непорочности мою душу, мои мысли и движения сердечные, и за это я предана муке. По неосторожности моей, я питала в себе чувство сердечной привязанности к одному юноше, услаждалась в моих мыслях и мечтах представлением его прекрасного вида и соединением с ним и, понимая, что это грех, совестилась открыться в нем духовнику при исповеди.
Следствием порочного услаждения нечистыми мыслями и мечтаниями было то, что по кончине моей святые ангелы возгнушались мною и оставили меня в руках демонов. И вот теперь я горю в гееннском пламени, вечно буду гореть и никогда, никогда не сгорю, нет конца мучению для отверженных небом!
Никто там не будет едино со Христом, не сделавшись здесь причастником благодати
Сказав это, несчастная застонала, заскрежетала зубами и, подхваченная пылающею лавою, скрылась со всем видением от взоров игумении[22].
После этих горестных и страшных историй невольно вспоминаются снова слова святого Григория Синаита: «Никто там не будет едино со Христом, или членом Христовым, не сделавшись здесь причастником благодати»[23]. От чего да избавит нас всех Господь!
