ПРАВОСЛАВНЫЙ ИНТЕРНЕТ-ДАЙДЖЕСТ ДЛЯ ВСЕХ
Мы не рассказываем о новостях. Мы говорим о душе и ее спасении

Одобрено Синодальным информационным отделом Русской Православной Церкви, гриф № 217 от 12. 07. 2012 г.

 
ПОЖЕРТВОВАНИЯ НА СБОРНИК:

8 963 942 96 57 
(БИЛАЙН)
410011484072751
ЮMoney (Яндекс. Деньги) 

Подробнее...


   
Сайты лучших православных СМИ
 
Видеотека
 
Православное радио
 
«    Ноябрь 2024    »
ПнВтСрЧтПтСбВс
 123
45678910
11121314151617
18192021222324
252627282930 

Ноябрь 2024 (6)
Октябрь 2024 (16)
Сентябрь 2024 (19)
Август 2024 (9)
Июль 2024 (10)
Июнь 2024 (14)

Мир и Православие / История / Персоны | 30-10-2017, 14:38

Источник информации

30 октября - День памяти политически репрессий в СССР. От отречения до расстрела: жизнь Романовых в изгнании глазами последней императрицы

Проголосовать:
голосов: 0

"ПОСЕЛИЛИСЬ ДАЛЕКО ОТ ВСЕХ: ЖИВЕМ ТИХО"


От отречения до расстрела: жизнь Романовых в изгнании глазами последней императрицы
2 марта 1917 года Николай II отрекся от престола. Россия осталась без царя. А Романовы перестали быть монаршей семьей.
Возможно, это и была мечта Николая Александровича — жить так, словно он не император, а просто отец большого семейства. Многие говорили, что у него мягкий характер. Императрица Александра Федоровна была его противоположностью: в ней видели резкую и властную женщину. Он был главой страны, но она — главой семьи.
Она была расчетлива и скуповата, но смиренна и очень набожна. Она многое умела: занималась рукоделием, рисовала, а в годы Первой мировой войны ухаживала за ранеными — и дочерей научила делать перевязки. О простоте царского воспитания можно судить по письмам великих княжон к отцу: они легко писали ему об "идиотском фотографе", "поганом почерке" или о том, что "желудок хочет кушать, он уже трещит". Татьяна в письмах к Николаю подписывалась "Твой верный Тебе Вознесенец", Ольга — "Твой верный Елисаветградец", а Анастасия и вовсе так: "любящая Тебя Твоя дочь Настася. Швыбзик. АНРПЗСГ Артишоки и т. д."
Немка, выросшая в Великобритании, Александра писала в основном по-английски, но по-русски говорила хорошо, хоть и с акцентом. Она любила Россию — так же, как и ее муж. Анна Вырубова, фрейлина и близкая подруга Александры, писала, что Николай был готов просить своих врагов об одном: не изгонять его из страны и дать жить с семьей "самым простым крестьянином". Возможно, императорская семья действительно смогла бы жить своим трудом. Но жить частной жизнью Романовым не дали. Николай из царя превратился в заключенного.
Домашний арест в Царском Селе. Ссылка в Тобольск. Заключение и расстрел в Екатеринбурге. Это последние вехи жизни венценосной семьи.     

"Мысль, что мы все вместе, радует и утешает…" Арест в Царском Селе


"Солнышко благословляет, молится, держится своей верой и ради своего мученика. Она ни во что не вмешивается (…). Теперь она только мать при больных детях…" — писала мужу уже бывшая императрица Александра Федоровна 3 марта 1917 года. 
Николай II, подписавший отречение, находился в Ставке в Могилёве, а его семья — в Царском Селе. Дети один за другим слегли, заболев корью. В начале каждой дневниковой записи Александра указывала, какая сегодня погода и какая температура у каждого из детей. Она была очень педантична: все свои письма того времени нумеровала, чтобы не терялись. Сына супруги называли baby, а друг друга — Аликс и Ники. Их переписка больше похожа на общение юных влюбленных, чем мужа и жены, уже проживших вместе больше 20 лет. 

"Я с первого взгляда понял, что Александра Федоровна, умная и привлекательная женщина, хоть и сломленная сейчас и раздраженная, обладала железной волей", — писал глава Временного правительства Александр Керенский.

?Любимый, душа души моей, мой крошка, — ах, как мое сердце обливается кровью за тебя!

— письмо Александры, 3 марта 1917 года

Спасибо, душка. Наконец, получил твою телеграмму этой ночью. Отчаянье проходит. Благослови вас всех Господь. Нежно люблю

— телеграмма Николая, 3 марта 1917 года


7 марта Временное правительство решило поместить бывшую императорскую семью под арест. Приближенные и слуги, находившиеся во дворце, могли сами решить, уходить им или оставаться. 

"Туда нельзя ходить, господин полковник"

  
9 марта Николай приехал в Царское Село, где его впервые встречали не как императора. "Дежурный офицер крикнул: "Открыть ворота бывшему царю". (…) Когда государь проходил мимо собравшихся в вестибюле офицеров, никто его не приветствовал. Первый сделал это государь. Только тогда все отдали ему привет", — писал камердинер Алексей Волков.
По мемуарам свидетелей и дневникам самого Николая кажется, что он не страдал из-за потери престола. "Несмотря на условия, в которых мы теперь находимся, мысль, что мы все вместе, радует и утешает", — написал он 10 марта. Анна Вырубова (она осталась с царской семьей, но вскоре ее арестовали и увезли) вспоминала, что его не задевало даже отношение солдат охраны, которые часто были грубы и могли сказать бывшему Верховному главнокомандующему: "Туда нельзя ходить, господин полковник, вернитесь, когда вам говорят!"

В Царском Селе устроили огород. Работали все: царская семья, приближенные и прислуга дворца. Помогали даже несколько солдат караула

27 марта глава Временного правительства Александр Керенский запретил Николаю и Александре спать вместе: супругам было позволено видеться только за столом и разговаривать друг с другом исключительно по-русски. Керенский не доверял бывшей императрице.
В те дни шло расследование действий ближайшего окружения четы, супругов планировалось допросить, и министр был уверен, что она будет давить на Николая. "Такие, как Александра Федоровна, никогда ничего не забывают и никогда ничего не прощают", — писал он впоследствии.
Наставник Алексея Пьер Жильяр (в семье его называли Жилик) вспоминал, что Александра была в ярости. "Поступать так с государем, сделать ему эту гадость после того, что он принес себя в жертву и отрекся, чтобы избежать гражданской войны, — как это низко, как это мелочно!" — говорила она. Но в ее дневнике об этом лишь одна сдержанная запись: "Н<иколаю> и мне разрешено встречаться только во время еды, но не спать вместе".
Мера оставалась в силе недолго. 12 апреля она написала: "Чай вечером в моей комнате, и теперь снова спим вместе".
Были и другие ограничения — бытовые. Охрана сократила отопление дворца, после чего одна из придворных дам заболела воспалением легких. Заключенным разрешали гулять, но прохожие смотрели на них через забор — как на зверей в клетке. Унижения не оставляли их и дома. Как рассказывал граф Павел Бенкендорф, "когда великие княжны или государыня приближались к окнам, стража позволяла себе на их глазах держать себя неприлично, вызывая этим смех своих товарищей". 

?Однажды они увидели в руках наследника его маленькую винтовку. Это была модель русской винтовки, сделанная для него одним из русских оружейных заводов, ружье-игрушка, совершенно безвредная ввиду отсутствия специальных для нее патронов. Солдаты усмотрели опасность и через офицера потребовали обезоружить наследника. Мальчик разрыдался и долго горевал

— из доклада следователя Николая Соколова


Семья старалась радоваться тому, что есть. В конце апреля разбили огород в парке — дерн таскали и императорские дети, и слуги, и даже солдаты караула. Рубили дрова. Много читали. Давали уроки тринадцатилетнему Алексею: за нехваткой педагогов Николай лично учил его истории и географии, а Александра — Закону Божиему. Катались на велосипедах и самокатах, плавали в пруду на байдарке. В июле Керенский предупредил Николая, что из-за неспокойной обстановки в столице семью скоро перевезут на юг. Но вместо Крыма их сослали в Сибирь. В августе 1917 года Романовы уехали в Тобольск. Некоторые из приближенных последовали за ними.  

"Теперь их черед".Ссылка в Тобольске


"Мы поселились далеко от всех: живем тихо, читаем обо всех ужасах, но не будем об этом говорить", — писала Александра Анне Вырубовой из Тобольска. Семью поселили в бывшем губернаторском доме.

Несмотря ни на что, жизнь в Тобольске царская семья вспоминала как "тихую и спокойную"

Притеснения начались сразу же. Первым делом помощник комиссара Александр Никольский потребовал сфотографировать всех арестантов и сделать им удостоверения личности. В этом не было никакого смысла: охрана хорошо знала каждого. Но Никольский заявил: "А нас, бывало, заставляли сниматься и в профиль и в лицо!" И добавил: "Теперь их черед". Таких бессмысленных издевок, не объяснимых ничем, кроме ненависти к бывшим монархам, было множество. Зимой для детей соорудили ледяную гору — это было единственное развлечение. Но позже охрана приказала ее разрушить: солдатам не понравилось, что арестанты могли подниматься на нее и смотреть через забор.
В переписке семью не ограничивали, но все послания просматривались. Александра много переписывалась с Анной Вырубовой, которую то отпускали, то снова арестовывали. Они отправляли друг другу посылки: бывшая фрейлина как-то прислала "чудную синюю кофточку и вкусную пастилу", а еще — свои духи. Александра ответила шалью, которую тоже надушила — вербеной. Она старалась помогать подруге: "Посылаю макароны, колбасы, кофе — хотя пост теперь. Я всегда из супа вытаскиваю зелень, чтобы бульон не есть, и не курю". Она почти не жаловалась — разве что на холод. 

?Все мне так легко: и быть без воздуха, и часто почти не сплю, тело мне не мешает, сердце лучше, так как я очень спокойно живу и без движения, была страшно худа, теперь менее заметно, хотя платья как мешки и без корсета еще более худая. Волосы тоже быстро седеют. (...) Мирно на душе, хотя страдаешь сильно — за родину и за тебя; знаешь, что в конце концов все к лучшему, но ничего больше решительно не понимаешь — все с ума сошли

— из письма Александры Анне Вырубовой


В тобольской ссылке у семьи получалось сохранять прежний уклад во многом. Даже Рождество удалось отметить. Были и свечи, и елка — Александра писала, что деревья в Сибири другого, непривычного сорта, и "пахнет сильно апельсином и мандарином, и по стволу течет все время смола". А слугам подарили шерстяные жилеты, которые бывшая императрица связала сама.
По вечерам Николай читал вслух, Александра вышивала, а дочери иногда играли на фортепиано. Дневниковые записи Александры Федоровны того времени — бытовые: "Рисовала. Советовалась с окулистом относительно новых очков", "все послеобеденное время сидела и вязала на балконе, 20° на солнце, в тонкой блузке и шелковом жакете".
Быт занимал супругов больше, чем политика. Только Брестский мир потряс их обоих по-настоящему. "Унизительный мир. (…) Быть под игом немцев — хуже татарского ига", — писала Александра. В письмах она размышляла о России, но не о политике, а о людях. 



Николай любил заниматься физическим трудом: пилить дрова, работать в саду, чистить лед. После переезда в Екатеринбург все это оказалось под запретом

В начале февраля узнали о переходе на новый стиль летоисчисления. "Сегодня уже выходит 14 февраля. Недоразумениям и путаницам не будет конца!" — написал Николай. Александра в дневнике назвала этот стиль "большевистским".
27 февраля по новому стилю власти объявили, что "у народа нет средств содержать царскую семью". Романовым отныне предоставлялись квартира, отопление, освещение и солдатский паек. Каждый человек мог также получать 600 рублей в месяц из личных средств. Десятерых слуг пришлось уволить. "Надо будет расстаться со слугами, преданность которых приведет их к нищете", — написал Жильяр, оставшийся при семье. Со столов арестантов исчезли масло, сливки и кофе, не хватало сахара. Семью стали подкармливать местные жители.

Продовольственная карточка. "До октябрьского переворота всего было вдоволь, хотя жили и скромно, — вспоминал камердинер Алексей Волков. — Обед состоял только из двух блюд, сладкое же бывало только по праздникам".  




Эта тобольская жизнь, которую позже Романовы вспоминали как тихую и спокойную — даже несмотря на краснуху, которой переболели дети, — закончилась весной 1918 года: семью решили перевезти в Екатеринбург. В мае Романовых заключили в Доме Ипатьева — он назывался "домом особого назначения". Здесь семья провела последние 78 дней жизни.

Последние дни. В "доме особого назначения"


Вместе с Романовыми в Екатеринбург приехали их приближенные и слуги. Кто-то был расстрелян почти сразу, кого-то арестовали и убили несколько месяцев спустя. Кто-то выжил и впоследствии смог рассказать о том, что происходило в Ипатьевском доме. Жить с царской семьей остались лишь четверо: доктор Боткин, лакей Трупп, горничная Нюта Демидова и поваренок Леонид Седнев. Он станет единственным из заключенных, кто избежит расстрела: в день перед убийством его уведут.

Телеграмма председателя Уралоблсовета Владимиру Ленину и Якову Свердлову, 30 апреля 1918 года

"Дом хороший, чистый, — писал в дневнике Николай. — Нам были отведены четыре большие комнаты: спальня угловая, уборная, рядом столовая с окнами в садик и с видом на низменную часть города и, наконец, просторная зала с аркою без дверей". Комендантом был Александр Авдеев — как рассказывали о нем, "большевик самый настоящий" (позже его заменит Яков Юровский). В инструкции по охране семьи говорилось: "Комендант должен иметь в виду, что Николай Романов и его семья являются советскими арестантами, поэтому в месте его содержания устанавливается соответствующий режим".
Инструкция же предписывала коменданту быть вежливым. Но при первом обыске из рук Александры выхватили ридикюль, который она не хотела показывать. "До сих пор я имел дело с честными и порядочными людьми", — заметил Николай. Но получил ответ: "Прошу не забывать, что вы находитесь под следствием и арестом". От окружения царя потребовали называть членов семьи по имени и отчеству вместо "Ваше Величество" или "Ваше Высочество". Александру это по-настоящему покоробило. 

"Чтобы было похоже на тюремный режим"


Арестованные вставали в девять, в десять пили чай. После в комнатах проводилась проверка. Завтрак — в час, обед — около четырех-пяти, в семь — чай, в девять — ужин, в одиннадцать ложились спать. Авдеев утверждал, что в день полагалось два часа прогулки. Но Николай в дневнике писал, что в день разрешалось гулять лишь час. На вопрос "почему?" бывшему царю ответили: "Чтобы было похоже на тюремный режим".
Всем арестантам был запрещен любой физический труд. Николай просил позволения чистить сад — отказ. Для семьи, все последние месяцы развлекавшейся лишь колкой дров и возделыванием грядок, это было непросто. Поначалу арестанты даже не могли сами кипятить себе воду. Только в мае Николай записал в дневнике: "Нам купили самовар, по крайней мере не будем зависеть от караула".
Через некоторое время маляр закрасил все окна известью, чтобы обитатели дома не могли смотреть на улицу. С окнами вообще было непросто: их не разрешали открывать. Хотя сбежать при такой охране семья вряд ли бы смогла. А летом было жарко. 

Дом Ипатьева. "Вокруг наружных стен дома, выходящих на улицу, был сооружен тесовый забор, довольно высокий, закрывавший окна дома", — писал о доме его первый комендант Александр Авдеев

Только к концу июля одно из окон наконец открыли. "Такая радость, наконец-то, восхитительный воздух и одно оконное стекло, более не замазанное побелкой", — написал в дневнике Николай. После этого арестантам запретили сидеть на подоконниках.
Не хватало кроватей, сестры спали на полу. Обедали все вместе, причем не только со слугами, но и с красноармейцами. Они были грубы: могли залезть ложкой в миску с супом и сказать: "Вас все-таки еще ниче кормят".
Вермишель, картошка, салат из свеклы и компот, — такая еда была на столе арестантов. С мясом были проблемы. "Привезли мясо на шесть дней, но так мало, что этого хватит только на суп", "Харитонов приготовил макаронный пирог… потому что совсем не принесли мяса", — отмечает Александра в дневнике.

Зал и гостиная в Доме Ипатьва. Этот дом был построен в конце 1880-х годов и позже куплен инженером Николаем Ипатьевым. В 1918 году большевики его реквизировали. После расстрела семьи хозяину вернули ключи, но он решил туда не возвращаться, а позже эмигрировал 

"Я приняла сидячую ванну, так как горячую воду можно было приносить только из нашей кухни", — пишет Александра о мелких бытовых неудобствах. По ее записям видно, как постепенно для бывшей императрицы, когда-то властвовавшей над "шестой частью земли", важными становятся бытовые мелочи: "огромное наслаждение, чашечка кофе", "добрые монашки присылают теперь молоко и яйца для Алексея и нас, и сливки".
Продукты действительно разрешалось брать из женского Ново-Тихвинского монастыря. С помощью этих посылок большевики устроили провокацию: передали в пробке одной из бутылок письмо от "русского офицера" с предложением помочь бежать. Семья на это ответила: "Мы не хотим и не можем БЕЖАТЬ. Мы только можем быть похищены силой". Несколько ночей Романовы провели одетыми, ожидая возможного спасения. 

По-арестантски


Скоро в доме сменился комендант. Им стал Яков Юровский. Поначалу он даже понравился семье, но очень скоро притеснений стало все больше и больше. "Нужно привыкать жить не по-царски, а как приходится жить: по-арестантски", — сказал он, ограничив количество мяса, поступавшее заключенным.
Из монастырских передач он разрешил оставить только молоко. Александра как-то написала, что комендант "завтракал и ел сыр; больше не разрешает нам есть сливки". Юровский также запретил часто принимать ванны, заявив, что на них не хватает воды. Он изъял у членов семьи драгоценности, оставив лишь часы Алексею (по просьбе Николая, который сказал, что мальчику без них будет скучно) и золотой браслет Александре — она носила его 20 лет, и снять его можно было только с инструментами.
Каждое утро в 10:00 комендант проверял, все ли на местах. Больше всего это не нравилось бывшей императрице.

Телеграмма Коломенского комитета большевиков Петрограда в Совет народных комиссаров с требованием казни представителей дома Романовых. 4 марта 1918 года

?По этому поводу Александра Федоровна высказывала неудовольствие, что она не привыкла так рано вставать. Тогда я сказал, что могу проверять, когда она будет еще в постели. На это она заявила, что она не привыкла принимать, когда она лежит. А я заявил, что мне безразлично, как ей угодно, но проверять ежедневно должен

— из воспоминаний Якова Юровского  


Александра, кажется, тяжелее всех в семье переживала потерю престола. Юровский вспоминал, что если она выходила на прогулку, то непременно наряжалась и обязательно надевала шляпу. "Нужно сказать, что она не в пример остальным, при всех своих выходах старалась сохранить всю свою важность и прежнее", — писал он.
Остальные члены семьи были проще — сестры одевались довольно небрежно, Николай ходил в заплатанных сапогах (хотя, как утверждает Юровский, у него было достаточно целых). Волосы ему подстригала супруга. Даже рукоделие, которым занималась Александра, было работой аристократки: она вышивала и плела кружева. Дочери же стирали носовые платки, штопали вместе с горничной Нютой Демидовой чулки и постельное белье.
Семья жила, не думая о будущем. Жила так, словно впереди — годы. Дети продолжали учиться. Николай много читал, в последние дни — Салтыкова-Щедрина. Дочери пекли хлеб, который отец называл "недурным". Алексей, если чувствовал себя хорошо, делал из проволоки цепочки для своих игрушек — корабликов. Комендант позволял ему питаться чуть лучше, чем остальным. 16 июля Александра написала, что он "наконец, через неделю, принес яиц для бэби". Был солнечный день. Вечером супруги поиграли в карты и легли спать.
До расстрела оставалось несколько часов.

Подвал Ипатьевского дома. "Расстреливаемые стали падать один за другим. Первым пал, как они говорили, царь, за ним наследник", — говорится в докладе следователя Александра Соколова

В ночь с 16 на 17 июля 1918 года жителей "дома особого назначения" разбудили и сказали, что их перевезут в другое место, потому что в городе тревожно. Сорок минут они собирали вещи, затем все спустились в подвал. Алексея отец нес на руках. "Здесь даже стульев нет", — сказала Александра, и ей принесли стул. Комендант Юровский объявил, что все заключенные будут расстреляны. Николай лишь успел ответить: "Что?"
Вместе с Романовыми были убиты доктор Евгений Боткин, повар Иван Харитонов, горничная Анна Демидова и камердинер Алексей Трупп.
Через восемь дней после расстрела Екатеринбург взяла Белая армия. Началось расследование убийства, свидетели были допрошены. Подробности расстрела мы знаем из доклада следователя Николая Соколова.
Яков Юровский дожил до 60 лет и умер в 1938 году. На собраниях старых большевиков он часто рассказывал о расстреле Романовых. Поваренок Леонид Седнев, по разным данным, впоследствии или был расстрелян, или погиб в Битве под Москвой.
Ипатьевский дом снесли в 1977 году. В 2003 году на его месте построили Храм на Крови. На его фасадах написаны фразы из Псалтыри. Одна из них гласит: "Праведник яко финикс процветет".    

Подробнее на ТАСС:
http://tass.ru/spec/romanovy
 

В сюжете: Царь Николай II Романовы царская семья история 1917 год

 

Просмотров: 1 435
Опубликовал: Олег Рыжков

Подписка на сборник ДУША

Дорогие читатели!

Теперь, начиная с любого месяца, Вы можете подписаться на сборник ДУША через «Почту России».

Наш подписной индекс ПИ559

Подписаться можно любым, из этих трех способов:

1) На сайте «Почты России» podpiska.pochta.ru в строке поиска напишите слово «Душа», выберите наше издание и следуйте подсказкам или по прямой ссылке вы сразу найдете наше издание. https://podpiska.pochta.ru/press/ПИ559

2) Приходите в любое отделение «Почты России», назовите наш подписной индекс ПИ559 или название «Душа встреча с Господом» и оформите подписку у оператора.

 
Архив номеров
 
 
 
Сайты лучших православных СМИ
 
Библиотека
   
Метки
   
Друзья сайта
Представительства «Души»:
г. Москва, Михаил Штыкин: тел. +7 985 038 6098, mail: podpiskadusha@mail.ru
г. Санкт-Петербург. Алексей Алексеев: тел. +7 911 786 5254, mail: dysha.spb@mail.ru