Священник Сергий Круглов
Сегодня подошла в храме старушка:
– Батюшка, здравствуйте… Я не местная. В гости к родным в Минусинск приехала. Скажите, у вас будет служба на «Казанскую»?
– Будет, – говорю, – и у нас в соборе, и в селе Малая Минуса. Это недалеко отсюда, там престольный праздник.
– А где у вас тут «Казанская»? Я ее очень почитаю… Знаете почему?
Ну, думаю, сейчас заведет речь про День народного единства или там расскажет, что у них это была почитаемая семейная икона… Сколько у нас в Церкви народу крещеного, который только к иконам и ходит и все свое спасение именно в них полагает…
Видимо, что-то из этих мыслей промелькнуло у меня на лице, потому что старушка вдруг улыбнулась:
– Вы не думайте, я не обрядоверка…
Именно это слово и сказала. Вишь ты, думаю, как!.. Рассмотрел я старушку повнимательнее: сухонькая такая, по виду городская (еще с давних времен, когда популярны были в народе эстрадные Маврикиевна и Никитична, запомнилось такое разделение старушек: «деревенские» и «городские»): шапочка вязаная на голове, очочки, рюкзачок за спиной, что для местных старушек, предпочитающих хозяйственную сумку через руку, нехарактерно.
– Я с Урала родом, крещеная с малолетства. Помню, как мама нас крестила на дому… Она же и молиться нас учила. Нас пятеро было детей. Но, знаете, не специально как-то учила – просто сама молилась, а мы возле нее были, запоминали. У мамы была хорошая память, она знала наизусть многие молитвы из молитвослова, даже правило ко Причастию по памяти читала, хотя в храме мы не бывали – нельзя было, папа был инженер, партиец, видный человек. И в доме никогда не было ни икон, ни чего-то такого церковного. Помню, я маленькая спрашивала: «Мама, вот у подружки дома икона, там Бог, а у нас ничего нету… Куда молиться-то, если икон нет?» А мама говорила: «Молятся не куда, а Кому. Бог везде. Вот в окошко смотри на небо и молись. Господь тебя слышит». Мы, дети, так и молились… Все ведь из детства идет, из семьи. Вот думаю: сейчас все говорят про необходимость православия в школах (я сама всю жизнь проработала в школе, потом в училище – преподавала химию), мол, никак без этого не обойтись.
А вот нас ведь, детей, никто не учил религии или, наоборот, атеизму, но мы все понимали без слов как-то и знали, что Бог есть.
Понимали, что болтать про это не следует, времена-то какие были… Ну то есть в школе, а потом в институте, конечно, был атеизм, но моей души он не коснулся, мамино воспитание было сильнее. Она просто сама старалась по заповедям жить, Бог для нее был не далеко на небесах, а рядом. И вера у нее была крепкая, испытанная – в сорок восьмом году папу забрали, два года его не было, потом старший брат на заводе покалечился и умер, да еще и нас всех надо было вытянуть. Много было скорбей. А в Церковь я сама пришла уже в недавние годы: и об иконах узнала побольше, и вообще о вере…
– А почему вы почитаете именно икону «Казанская»?
– Я понимаю, что икон Божией Матери много, почитать их надо все, помолиться можно перед любой, ведь Сама-то Она – одна. Просто как-то так получилось, что именно через эту икону, через «Казанскую», Богородица Сама меня касается. Я ее первую в храме встретила когда-то…
Вот и всё… «Сама касается». В этих кратких немудреных словах – весь смысл понятия «святыня» (я говорю здесь только о христианском понимании святыни, языческого же представления, что, мол, святыня – это волшебный предмет, который дает всякие житейские блага, если научиться с ним правильно обращаться, даже поминать не стану).
Мы все знаем орос VII Вселенского Собора, в котором утверждено почитание икон, равно и то, что мы не поклоняемся иконам как Богу, но «через образ восходим к Первообразу».
Что означает это восхождение? Не то ли, что икона – это пересказ событий из Священного Писания или постулатов христианского учения в картинках – для неграмотных, этакий комикс на тему богословского трактата?
Да, взгляд на иконы как на «Библию для неграмотных» существует. Но ведь чтобы понять язык иконы, смотрящий на нее уже должен иметь некий запас христианских знаний. Сама по себе икона, скажем, Троицы расскажет несведущему только то, что трое каких-то юношей в хламидах зачем-то сидят за столом, за спиной у них дерево, а на столе – чашка (кстати, примерно так изобразил Литургию Лев Толстой в одной из глав романа «Воскресение»). И даже тот христианин, который уже имеет некий багаж знаний, понимает, что икона не просто рассказ в линиях и красках о том, как устроено Царство Божие. Языком земных символов, каким бы развитым и глубоким он ни был, всю полноту знания о Царстве, а тем паче – знания Царства, передать невозможно.
Икона – именно святыня, то есть то тварное, в чем присутствует Сам Бог ради близости с нами. В разных святынях Он присутствует по-разному, но всегда – Он Сам, живой. Именно поэтому настоящий иконописец всегда тот, кто не просто знает технику иконописания, но имеет опыт богообщения в молитве и в жизни своей. И воспринимать, «чувствовать» икону тоже может не всякий на нее смотрящий, но тот, кто имеет этот опыт богообщения.
Тот, кто имеет опыт познания Бога, близости с Ним, воспринимает как икону, как средство соприкосновения с Богом и весь окружающий тварный мир. Потому для святого в мире все свято. Потому отшельников, удалившихся от житейской суеты ради чистоты богообщения, вдохновляла окружающая их природа, и именно из их уст раздавалось славословие творению и его Творцу. Я вспомнил об этом, например, когда перечитывал строки дневников о. Александра Шмемана:
«Ясность и красота этих – здесь уже первых осенних – дней, ярко-красных кленов. Очевидная для меня “одушевленность” природы, только совсем не “пантеистическая”, а вся целиком состоящая в откровении именно Лица, Личности. И это так потому как раз, что природы нет “самой по себе”. Она “становится” каждый раз, когда из-за нее, в ней, благодаря ей происходит встреча личности с Лицом, совершается “епифания”».
Мало того, такая же святыня – и любой сотворенный Богом человек, ради которого Бог Сам стал человеком, умер в страдании и воскрес во славе. Каждый наш ближний, которого мы видим. Вне зависимости, видим ли во славе или в падении и унижении.
Можно сказать, что и иконы нет самой по себе, что она становится в истинном смысле слова святыней тогда, когда через нее происходит «епифания», явление Божественного Первообраза, и наше ответное движение, наше «восхождение к Первообразу», то есть наша встреча.
Икона – место встречи Бога, святых и того, кто пришел к иконе, чая этой встречи. Как и всякая любовь, суть этого события проста, таинственна и невыразима словами, сколько бы мы их ни употребили. Вот и суть празднования иконе «Казанская» проста: это прославление чуда любви Божией Матери к нам, чуда встречи с Пречистой. В этом смысле чудом встречи были и те земные события нашей многострадальной истории, которые сопутствовали обретению иконы, потому мы и вспоминаем их в день праздника. И попытка сделать из празднования «Казанской» всего лишь тот или иной идеологический символ, годный на потребу дня сего, не только обедняет подлинный смысл этого празднования, но и перечеркивает его.
