Как сохранить пасхальную радость? Такой вопрос в дни между праздником Пасхи и его отданием часто звучит в приходских разговорах, в ЖЖ и Фейсбуке. На страницах того же «Правмира» над ним размышляют публицисты и священнослужители… Много размышлений и даже рецептов мы слышали, как именно эту радость нам подобает поддерживать и хранить.
Есть и более важный вопрос – о причине: отчего все-таки эта пасхальная радость в нас если не исчезает совсем, то часто тускнеет, перестает быть такой всеобъемлющей, яркой, по-детски ликующей, как в пасхальную ночь?
Я сам нередко размышлял об этом про себя и вслух, и говорил в проповедях… И ставил, каюсь, назидательное ударение на том, на чем ставят его и иные священники: вот, мол, нам, по нашим грехам, становится трудно удержать эту благодать в руках.
Мало того – по своему состоянию на Светлой седмице мы можем судить о том, каково нам будет в Царстве Небесном: если нам, взятым туда, как вот сейчас мы есть, не очищенные от грязи греховной, там станет скучно и обыденно, значит, не готовы мы к Царству Небесному, развернемся мы и уйдем оттуда (куда? По умолчанию подразумевалось, что – в ад, ведь альтернативы вроде бы нет)…
Опечаленные прихожане, слыша такую проповедь, вздыхали и, соглашаясь, сокрушенно кивали головами: правда, батюшка, правда…
Но потом я как-то замолчал на эту тему. Не потому, что сказанное выше – неправда (правда, по крайней мере, какая-то часть ее). А потому что почувствовал: что-то с этой правдой о нашем недостоинстве и немощи, которые так мешают нам радоваться Воскресению, что можно в этом нерадовании только каяться как в грехе, более ничего, – не так. По-евангельски не так. Недодумано тут что-то, а еще более – недожито, мною самим и недожито…
И думаю я сейчас о пасхальной радости примерно следующее.
Неправда акцента на грехе, и вот в чем: грех есть, конечно, но останавливаться на нем нельзя. Нельзя, так скажем, обрывать проповедь (направлена ли она к людям или даже к себе самому в виде покаянных дум) на обличении греха. Грех – не последняя ступень жизни.
Есть глубокие слова о. Георгия Чистякова: «Не анатомируйте темноту, смотрите на свет», и это – не только о частном случае самокопания при исповеди, это напоминание о том, что вообще суть Евангелия, суть сделанного Христом – узников, страдающих во тьме и сени смертной, вывести на свободу, на свет, к жизни и радости.
Не только, так скажем, собрать изрубленного Ивана-царевича воедино и покропить мертвой водой. Но покропить еще и живой водой, и разбудить, и подвигнуть к дальнейшим действиям, чтобы он и Жар-птицу вернул, и коня златогривого, и Елену Прекрасную, и с братками разобрался, и, самое главное, чтоб честным пирком да за свадебку, а потом только и наступает – самое-то главное, ради чего весь огород нагорожен, что в сказке обозначается кратко: стали жить-поживать да добра наживать.
Кратко и в общих чертах, потому что о жизни вечной, только еще чаемой, мы пока что только так и можем говорить, если не хотим соврать, – кратко, но с верой и упованием….
Потому даже и борьба с грехом и избавление от него – для нас еще не конец и не цель. Мало выздороветь – надо думать, куда теперь здоровье применить. Избавившись от тьмы, надо привыкать к свету, избавившись от смерти – начинать строить жизнь. Вот там, в жизни, и есть весь смысл, и есть – подлинная правда.
И вот какой следующий вопрос пришел мне в голову, в свете вышеозначенных дум про то, что наша конечная цель – жизнь вечная, но мы-то пока еще не в ней: конечно, печально, что тускнеет наша пасхальная радость – но так ли уж это противоестественно для нашего периода земной истории (имею в виду период истории – в богословском, евангельском смысле, «последние времена», начавшиеся вочеловечением Сына Божия), истории, в которой живет, страдает, бьется со злом мира сего насмерть Церковь Воинствующая? Так ли уж это неправильно, нет ли в этом глубокого Христова смысла?
Есть. Именно Христов смысл и есть.
Он воскрес, и мы ликуем – но не можем забыть, что Христос-то воскрес, а мы – пока еще нет. И чтобы быть с Ним в этом воскресении, нам надо еще немало потрудиться, и не только потрудиться – порой биться насмерть, и впереди еще долгий путь. Ликуем-то – ликуем, но это ликование, так скажем, Сталинграда, но еще не Берлина, перелома в войне, но не окончательной победы. Победа будет тогда, когда не только Сам Христос, но и мы все будем с Ним у Отца, в новой жизни нового века, в Царстве Божием.
Потому наша радость и смешана пока еще с земной горечью, что она – фронтовая. И это пока что закономерно и правильно. Сегодня мы победили, точнее, Христос победил – но враг не дремлет, и завтра – снова в бой, мы трезво всё это понимаем и, отдыхая на привале, не забываем чистить оружие…
И наша пасхальная радость смешана не только с этой горечью, но еще и с другой, особой радостью. Радостью, которую испытывает воин в бою, преодолевший страх. «Есть упоение в бою» – помните пушкинское? Эта особая радость основана на простом факте: Воскресение Христово – только начало всего, начало войны со смертью, в которую вступаем теперь уже мы с вами. И на этой войне Христос нас не оставил одних. Воскреснув и взойдя к Богу-Отцу, Он не ушел от нас – «Я с вами до скончания века» (Мф. 28:20), Он, оставаясь единым с Отцом, вернулся к нам. Он с нами в Церкви, Он с нами в таинстве Евхаристии, Он в нашей жизни, везде и всегда.
Он вернулся, но куда может вернуться Воскресший, если мир, место возвращения, продолжает быть пронизан злом, само вещество этого мира анти-воскресно? Он вернулся – на крест. Ради нас. Но теперь уже мы не стоим робко поодаль у подножия Голгофы, в непонимании и отчаянии взирая на Его муки. Мы сами теперь сознательно участвуем в этом кресте, потому что мы – Церковь, одно тело с Ним. Сам крест изменился, он стал орудием победы, и не только Христовой – но и нашей с вами.
Привкус вот этой крестной муки мы также слышим в нашей горечи от утраты пасхальной радости. И это привкус войны – и привкус особой радости, вкус не пасхального кулича, но крови на разбитых губах, особого счастья новобранца, который становится – солдатом, который понял, что в бою он может не только поддаться вполне понятному страху и дезертировать, и не только умереть, но и сражаться с врагом и победить его.
Когда мы горюем, что вот уж закрылись Царские врата, что съедены крашеные яйца, что отзвучал гул голосов в храме, восклицающих после отпуста: «Воистину воскресе!», когда смущаемся, что утрачиваем пасхальную радость, – мы горюем, так сказать, по-плотски, по-ветхому.
А по-новому, по-Христову, понимаем: Пасха – еще не итог, еще не конец. Она – начало. Без Вознесения и Пятидесятницы Пасха неполноценна, ими – продолжается то, что начато Воскресением, ими на путь Христов – вступаем мы, и нам дан для прохождения этого пути Дух Святый. И по-настоящему воскресная наша радость – еще впереди.
Священник Сергий Круглов
pravmir.ru
