Уже два года во всех российских школах четвероклассники изучают предмет «Основы религиозных культур и светской этики» (ОРКСЭ), в составе которого есть и модуль «Основы православной культуры». Однако за это время не уменьшилось число вопросов от скептиков, от родителей да и от самих педагогов — зачем говорить о религии в светской школе? Почему недостаточно светской этики — одного предмета, рассказывающего о том, что такое хорошо и что такое плохо? Не кроется ли за попыткой рассказа о религии желание напрямую проповедовать детям?
Ответы на эти вопросы мы постарались найти вместе с митрополитом Ростовским и Новочеркасским Меркурием, председателем Синодального отдела религиозного образования и катехизации.
Вопрос государственной безопасности
— Владыка, зачем нужен ОРКСЭ, люди спорят уже давно, оставаясь, как правило, на полярных позициях. А в чем лично Вы видите цель преподавания этого предмета в общеобразовательной школе?
— Сразу подчеркну: мы не рассчитываем на то, что сможем полностью ликвидировать религиозную безграмотность. Да, это тоже происходит благодаря курсу ОРКСЭ, но гораздо важнее, чтобы у детей сформировалась установка на уважительное отношение к традиционным религиозным культурам нашей страны. То есть дети должны понять, что у нас есть разные религии и что люди разной веры и разной культуры могут общаться мирно, что у них много общего, что они могут вместе делать добро. Как вы понимаете, в России это вопрос государственной важности. Можно даже сказать, вопрос государственной безопасности.
Конечно, при этом нужно опираться на опыт той культуры и той религии, которая присуща семье ребенка, хотя и тут бывают не столь уж редкие исключения. К примеру, мне приходилось слышать от учителей, что модуль «Основы православной культуры» выбирают для своих детей родители — последователи иной религии. Аргументируют тем, что своей религии они их и дома научат, но, живя в России, дети должны понять ее культуру, сформированную в основном Православием, понять ментальность своей страны. А ведь базовые составляющие менталитета определяются религиозной традицией.
Но самая главная цель — дать детям нравственные ориентиры, представления о добре и зле. Не стоит думать, будто для этого достаточно воспитания в семье.
Во-первых, семьи бывают очень разные, и далеко не все родители занимаются нравственным воспитанием своих отпрысков, причем я имею в виду не только так называемые «неблагополучные семьи», но и, наоборот, «сверхблагополучные», где дом — полная чаша, где у детей есть всё… кроме родительского тепла и внимания. Во-вторых, если дети слышат о нравственных нормах только в семье, то у них не складывается убеждения, что эти нормы общезначимые, что ими должны руководствоваться все. Школа дополняет семейное воспитание, подтверждая и укрепляя то доброе, что дети слышат от родителей.
Во всяком случае, так должно быть в идеале. В реальности же последние двадцать с лишним лет школа не очень-то занималась нравственным воспитанием. Да, были замечательные учителя, само общение с которыми формировало личность ребенка. Я вот часто вспоминаю свою первую учительницу Наталью Петровну Коробкову — замечательного педагога, а главное — замечательного человека. Она была удивительно скромной, опрятной, подтянутой, не позволяла себе вольностей в выражениях, никогда не держалась с учениками ни надменно, ни запанибрата, никогда не допускала по отношению к коллегам поучительного тона, никогда ни о ком не говорила плохо.
И, конечно, она не одна была такой, были — и есть! — прекрасные учителя. Но если говорить о школе в целом, то практически вся ее деятельность сосредотачивалась на обучении, а воспитание чаще всего было частной инициативой неординарных педагогов (увы, не столь многочисленных, как хотелось бы). Такая ситуация — ненормальная, даже вредная и для общества, и для государства.
Значит, нужно заполнить эту педагогическую лакуну, и новый предмет «Основы религиозной культуры и светской этики» тут как нельзя кстати.
Культурологический тупик
— Тут есть загвоздка. Ведь преподавание религиозной культуры в школе должно вестись с культурологических позиций. Но культурологическая позиция с точки зрения многих это позиция отстраненная, безоценочная. А любой разговор о нравственности, о том, что такое хорошо и что такое плохо, как раз и предполагает оценку тех или иных поступков, тех или иных взглядов…
— Я не считаю, что культурологический подход — это непременно подход безоценочный. Вообще, термин «культурологический» в разном контексте означает разное. В данном случае, когда мы говорим о преподавании религиозной культуры в школе, «культурологический» означает — не «вероучительный».
— А что значит «вероучительный подход»?
— Когда, например, в воскресной школе или православной гимназии мы преподаем Закон Божий, то исходим из того, что наши ученики православные, воцерковленные, что Православие — это их выбор, их вера, и они хотят лучше, глубже узнать ее. Причем узнать означает не только усвоить набор теоретических положений. Изучение веры происходит в том числе и через религиозную практику — участие в богослужебной жизни Церкви, в Таинствах, в молитве, в соблюдении заповедей.
Разумеется, в массовой школе такое невозможно. И не только потому, что Конституция России постулирует светский характер образования в государственных учебных заведениях. Но и потому, что это было бы нечестно по отношению к тем ученикам, которые не являются практикующими православными христианами. Мы бы нарушали их свободу вероисповедания.
Как же быть? Учитель должен выстроить свою позицию по отношению к ученикам следующим образом: «я не могу навязывать вам своей веры, но не говорю и того, что не нужно быть верующим. Вы свободные люди, смотрите, изучайте, делайте выводы. Это вопрос вашей личной совести. Но чтобы делать выводы, нужно кое-что знать. Вот, к примеру, мы говорим о каких-то ключевых моментах в истории России и задаем вопрос: а почему люди в тех обстоятельствах поступали так-то и так-то? А потому, что были верующими, и в соответствии со своими религиозными убеждениями не могли поступать иначе».
Вот на таком культурологическом подходе, по-моему, и должны строиться уроки религиозной культуры. Он не является безоценочным, он предполагает оценки с позиций данной религии, но эти оценки детям не навязываются, они сами должны решить, как их воспринимать.
И, конечно, учитель религиозной культуры должен быть честен со своими учениками, он должен правдиво отвечать на их вопросы. В том числе и на вопрос, верует ли он сам, на вопрос, как он лично относится к тому, о чем рассказывает на уроке. Иначе он потеряет контакт с детьми и не сможет преподавать.
Является ли такая честность отклонением от культурологического подхода? Противоречит ли она светскому характеру школьного образования? По моему мнению, ничуть.
— А кстати, преподаватель религиозной культуры обязательно должен сам быть верующим человеком?— Конечно, лучше, если он сам будет носителем той традиционной культуры, которую преподает. Ведь он знает ее изнутри, он живет церковной жизнью, поэтому ему легче будет понятно и доступно рассказать о ней детям.
Но тут есть свои риски, есть тонкая грань, которую нельзя перейти.
Прежде всего, нельзя, работая с детьми в обычной светской школе, действовать так же, как у себя в приходе, как в воскресной школе. Тут необходима педагогическая интуиция, позволяющая педагогу сдерживать свое желание вести прямую проповедь.
Другой риск — это непонимание того, что твой личный религиозный опыт вовсе не является примером для других. Допустим, учитель пришел к вере в пятьдесят лет, а говорит с учеником, которому десять. Если он начнет советовать ребенку то же, что практикует сам — как молиться, какую литературу читать, — это может кончиться очень нехорошо. Поэтому личное восприятие нужно уметь отставить в сторону. Это трудно, потому что мы исходим из того, что учитель неравнодушный, что любит свой предмет, любит детей, желает им блага… Но чтобы действительно принести им благо, голова должна быть холодной.
Бояться ли Марию Ивановну?
— Так ведь и с учителями тоже загвоздка. Часто приходится слышать от родителей школьников: мы бы выбрали ребенку «Основы православной культуры», будь у нас чудесный учитель. Но вести будет Мария Ивановна, которую мы прекрасно знаем — и не доверяем. Что можно на это ответить?
— Что зачастую эти страхи преувеличены (хотя некое здравое зерно в них есть). Прежде всего, далеко не во всех школах вообще в рамках курса ОРКСЭ изучается модуль «Основы православной культуры». Напомню, что по закону (пункт 2 статья 87 закона «Об образовании в Российской Федерации») родители школьников имеют право выбирать один из шести модулей: ОПК, основы исламской культуры, иудейской, буддийской, историю религий или светскую этику. На практике же в некоторых регионах выбор оказывается гораздо ?же, подчас выбора вообще нет — родителей просто ставят перед фактом, что все дети обязаны будут изучать светскую этику. Такие случаи имеют место и в центральной России, и в Татарстане, Башкирии, ряде республик Северного Кавказа.
И это — серьезнейшая проблема, над решением которой бьются многие, в том числе и наш Синодальный отдел религиозного образования и катехизации. Нередко мы сталкиваемся со случаями, когда администрация школ идет на прямой подлог, фальсифицирует заявления родителей. Например, утверждают: сто процентов выбрали «светскую этику». А родители возмущаются: как же так, мы же в заявлениях писали, что хотим ОПК! Или, допустим, родителям дают анкету из нескольких пунктов для выбора — и «Основ православной культуры» среди этих пунктов нет.
Причины могут быть разные. Далеко не всегда это злонамеренность по отношению к Православию. Гораздо чаще директор? школ просто не хотят лишний раз напрягаться. Ведь если вводить ОПК, то нужно искать преподавателя на стороне или подготовить учителя в своем коллективе, заблаговременно послать его на соответствующие курсы. Надо дробить класс на группы, решать технические проблемы с расписанием… в национальных республиках сюда примешивается и сложная внутренняя ситуация, боязнь межнациональных конфликтов. Гораздо проще всех детей правдами или неправдами загнать на «светскую этику».
Поэтому, обращаясь к родителям, могу сказать так: вероятность, что злая Мария Ивановна будет учить вашего ребенка «Основам православной культуры», крайне невелика. Гораздо выше вероятность, что учить его будут только «светской этике». А там, кстати, есть свои риски. Бывает и так, что в рамках этого модуля преподают различные учения деструктивной философско-оккультной, квазирелигиозной направленности. Не потому, что такова официальная программа по «светской этике», а просто такой учитель попался.
Что же касается именно учителей «Основ православной культуры» — регулярно встречаясь с ними, я вижу, что среди них очень много людей искренних, неравнодушных, глубоко верующих. Да, подготовка большинства из них далека от настоящего теологического образования, но почти всегда это люди, осознающие возложенную на них ответственность, полные энтузиазма и желания учиться.
А возможностей учиться вполне достаточно. Помимо тех курсов, которые они закончили (а без специальной подготовки учителя и не допустят до преподавания любого модуля ОРКСЭ), существуют и региональные методические объединения по ОРКСЭ (и в частности, профильные методические объединения преподавателей «Основ православной культуры»). Кроме того, в каждой епархии есть отделы религиозного образования, сотрудники которых готовы проконсультировать учителя.
— Когда четыре года назад ОРКСЭ начали в порядке эксперимента преподавать в нескольких регионах нашей страны, было много опасений, что дети расколются по религиозному признаку, что между ними начнутся всяческие конфликты по этому поводу. Подтвердило ли время эти опасения?
— Все громкие заявления на этот счет оказались не более чем популизмом. Ни одного такого случая нам не известно. А ведь подумайте, произойди где-нибудь что-то подобное — как бы это раздули многие СМИ!
Но отсутствие таких случаев не означает, что потенциально такой угрозы нет и говорить тут не о чем. Просто ее, угрозу, нужно заранее предвидеть и предотвратить. В чем тут подоплека: у христианства, иудаизма и ислама (так называемых авраамических религий) есть общее культурно-историческое наследие. Но каждая из этих религий по-своему трактует те или иные события Священной истории, тех или иных ее персонажей. Для каждой из религий чужие трактовки неприемлемы, и потому тут потенциально есть почва для конфликта. А чтобы кажущийся возможным конфликт исключить, нужно убрать из программ всех модулей ОРКСЭ любые материалы, содержащие критику других религий. Преподавать нужно только положительные знания о своей религии в связи с культурой, образом жизни семьи, народа.
Вопросы авторитета
— Вы говорили, что главная задача курса ОРКСЭ (и более конкретно, модуля «Основы православной культуры») — дать школьникам нравственные ориентиры. Но не получится ли обратного эффекта? Когда детям внушают, что такое хорошо, а что такое плохо, у них нередко срабатывает возрастной негативизм. Особенно у подростков, которым свойственно отталкивать то, что вдалбливают им семья и школа.
— Такая опасность есть всегда, и не только применительно к ОРКСЭ. Да, в определенном возрасте многие дети смеются и отвергают то, чему учили их в семье, в школе, в Церкви. Но что же делать? Вообще не говорить о нравственности, боясь, что кто-то из детей над этими словами посмеется? Ну, даже и посмеются. Но ведь возрастной негативизм — это же не навсегда! Часто ведь как бывает: маленький ребенок доверчиво воспринимает нравственные наставления взрослых, потом, вступив в подростковый период, подвергает их сомнению и насмешке, но проходит несколько лет, и он — уже молодой человек — сознательно принимает то, что раньше отвергал. И то, что мы закладываем в детские души на уроках ОПК, может дать плоды не сразу, а годы спустя.
Кроме того, вы употребили слово «вдалбливает». Так вот, вдалбливать — не надо. Ребенка нужно научить думать. Если он будет думать, то самостоятельно сможет дать нравственную оценку происходящему. Но чтобы такую оценку дать, нужен критерий нравственности. А где этот критерий? Сам педагог таким критерием быть не может. Даже если в глазах детей он обладает огромным авторитетом, то все равно спустя несколько лет у школьника начнется другая жизнь, появятся другие интересы, другие проблемы… и другие авторитеты. Поэтому единственный по-настоящему прочный критерий нравственности — евангельский подход. Только основываясь на Евангелии и возможно давать оценки тем или иным событиям истории и современности, тем или иным жизненным коллизиям.
Поэтому преподаватель «Основ православной культуры» не должен самостоятельно давать оценки всему и вся (в том числе и отвечая на детские вопросы). Он должен дать своим ученикам представление о том, что такое хорошо и что такое плохо с точки зрения Православия.
Не надо говорить: «NN поступил гадко». Нужно сказать: «о таких ситуациях в Евангелии сказано то-то и то-то… и самостоятельно решите, как относиться к поступку NN».
Подчеркну — нравственные ориентиры, которые мы даем детям, основаны не на чьем-то личном авторитете — учителя, мамы, папы, писателя, художника и так далее, — а на сформулированной в Евангелии Божественной доктрине. С любыми человеческими авторитетами ребенок, вырастая, может спорить. Мамины слова, очевидные в семь лет или в десять, будут совсем неочевидными в пятнадцать. Мнение первой своей учительницы старшекласснику может показаться смешным и устаревшим. Но заповеди Божии — иное дело, это голос Божий, обращенный непосредственно в сегодняшний день. Да, и с ними человек может спорить, и бытие Божие для него в какой-то момент может оказаться неочевидным — но в любом случае авторитет (простите за столь примитивное выражение) Божий несопоставим с авторитетом человеческим. Пользуясь евангельским сравнением (Мф 7:24-27), нравственность, опирающаяся на человеческий авторитет, — это дом, построенный на песке. Сильная волна его смоет. А нравственность, основанная на Божественном основании, — это дом на прочном фундаменте.
— Но ведь евангельский критерий нравственности авторитетен только для христиан, а дети-то могут быть всякие…
— Да, дети могут быть неверующими. Но не будем забывать, что вера — дар Божий. Рассчитывать только на то, что благодаря урокам ОПК неверующие дети обретут веру — это крайне самонадеянно.
Однако я не стал бы проводить такое жесткое разделение: мол, евангельские нравственные нормы авторитетны только для глубоко верующих, а для всех прочих — бессмысленны. В реальной жизни всё гораздо сложнее. Дети с младенчества впитывают эти нормы, причем не только благодаря религиозной жизни. Взять те же русские сказки — они говорят о том, что добро, а что зло, какими способами зло преодолевать можно, а какими нельзя, что добро в итоге торжествует, пусть и не сразу, что любовь побеждает любые скорби этой жизни…
Очень редко неверующий человек — а особенно ребенок! — сознательно отвергает евангельские нормы нравственности. Гораздо чаще он их интуитивно принимает, просто не догадываясь об их божественном происхождении. И задача преподавателя «Основ православной культуры» — показать происхождение этих вроде бы понятных и привычных норм. Расставить точки над i, дать школьнику евангельский критерий. А вот вопрос выбора веры — это уже другое. Тут учитель ни к чему призывать не вправе, тут только сам ученик может определиться. Причем ведь не обязательно сразу. Повторю: вера — это дар Божий. Как в человеческой душе рождается вера — это тайна.
Но правда и то, что если человек будет жить нравственно, то он лучше, яснее увидит Христа, нежели тот, кто живет безнравственно. И потому вероятность, что такой человек обретет веру, в целом заметно выше.
Беседовал КАПЛАН Виталий
foma.ru
