Отношения Бога и человека, Христа и души человеческой мы привычно сравниваем с брачными. Но можно ли представить себе ситуацию, когда девушка подаёт в суд на юношу за то, что он в неё не влюбился, хотя это, по её мнению, единственно верное для него решение? Абсурд! Почему же нам не кажутся абсурдными всякого рода претензии к социуму, к окружающим людям, за нелюбовь к христианству? Не мы ли та «закваска», благодаря которой должно бы «вскиснуть» всё социальное «тесто»? Не с себя ли надо спрашивать? Любовь, которую дарит нам Христос, разве не должна быть отдана вовне — нуждающимся?
Это разновидность неофитства, когда ригоризм направлен не на себя и свои пороки, а на другого — так проще. И кажется, что можно дубиной закона так жахнуть по душам, что они уверуют. Или, если быть более честными перед собой, начнут уважать или хотя бы бояться.
Но смысл разве в этом? Разве Христу нужна любовь по принуждению? Или это мы, как привилегированный класс, ищем утверждения и подтверждения своего статуса — и только?
Элитарность и Христос
Слишком многие православные возлюбили элитарность и чванятся своим христианством: я не таков, как эти атеисты. И Христом желают чваниться, а не спасать ближних (тех же атеистов), потому что не болит о них душа по-христиански. Но Христом можно только любить и страдать, Христом можно творить, но чваниться — нет... Христос этого не позволит: чванящийся будет унижен.
«Почему Бог смирился до Креста, а не явился миру всевластным, мудрейшим, непобедимым царём? Почему Христос пришёл к людям не императором, не патриархом, не архиереем, не богословом, не философом, не фарисеем, а нищим, бездомным, с земной точки зрения последним человеком, у которого не было ни одного внешнего преимущества ни перед кем? Христос же пришёл так, чтобы ничто, кроме Истины, не привлекало к Нему человека, ничто внешнее не подменяло её, не стояло на пути вечной жизни. Внешние эффекты — это идолы, которыми всю историю человечество подменяет Бога» (А.Осипов).
И разве Бог, будь на то Его воля, не мог бы лучше, эффективнее, чем мы принудить атеистов к правоверию? Однако Творец избрал другой путь для своих чад — путь свободы и любви, когда «больший является слугою» для меньших, а не наоборот, как принято у тщеславных людей.
Благое оборачивается злом, когда употребляется на благо лишь себе
Общемировой кризис, угрожающий разрушить привычный нам миропорядок, — это не столько экономический или политический кризис, сколько духовный. Кризис человека и человечности. Только не в том смысле, что мир невыносимо плох, а в том, что мы, христиане, закваска Христова, не справляемся с поставленной перед нами задачей. И не в том смысле, как нам приятно думать о себе, что они слишком плохи (где они — это все, кто не мы), а в том, что мы не стали тем, кем должны быть. Мы зарыли свой талант, и он не принёс Господу должную прибыль. Мы не употребили дар веры на служение ближним, а присвоили его себе, как некое богатство, хотя дары даются не для самоуслаждения.
Христианство для себя — это неофитский уровень, но ведь когда-то надо было повзрослеть. Взрослый христианин — это миссионер по определению, потому что Христос в нас недействующим не бывает.
«Благое по своему виду устремление к любви оборачивается злом, когда употребляется на благо лишь себе. Такое пагубное устремление является основным источником всего несовершенства в мире, „все остальные виды зла, все несовершенства в мире суть следствие этого основного нравственного зла себялюбия, эгоизма“» (Н.Куксачёв. Понятия добра и зла в философии).
Один мир был до прихода Христа, и совсем другой — после Христа, потому загнивание мира, уже просветлённого Христом, — исключительно христианская «заслуга». Прежде, чем мир начал загнивать, должно было потерять свою соль христианство, призванное осаливать истиной тленный мир. Мир гниёт только потому, что христиане перестали его осаливать.
Мы становимся тем, что делаем
Мы своими действиями или бездействием создаём реальность, в которой живём. На самом деле реальностей много, в итоге побеждает та, носители которой наиболее активны. «„Зверство“ и „дикость“ растут и смелеют, а люди с незлыми сердцами совершенно бездеятельны до ничтожества» (Н. Лесков. Из письма Л.Толстому, 1891 г.).
Лучше плохо делать, чем хорошо не делать. Усилие, рывок, стремление — тоже вклад.
Мы становимся тем, что делаем. Мир становится тем, что мы делаем.
Можно сказать, что вся суть человеческой природы в словах «что отдал, то твоё». Человек — пуст, он усваивает лишь отдавая, потому что то, что сумел отдать — только и есть усвоенное, а всё по-настоящему усвоенное стремится быть отданным.
Мы должны давать миру Христа, являть ему образ Христов. Мы призваны осуществлять Его Царствие на земле, прошивать небесными нитями всё земное существование.
И рай, и ад — в нас, что выберет человек своей реальностью, то и создаёт. Выбравший Бога, творит Его волю, а она в том, чтобы любить ближнего как самого себя — т.е. осуществлять ближнего как рай, а не как ад.
Разница между ветхим и новым — в любви
Разница между ветхим и новым — в любви, ветхий — любит ветхое. Можно всю жизнь оставаться в неофитском состоянии только по этой причине.
Неофит перестаёт быть неофитом и становится зрелым христианином не потому, что сам себя делает таковым, а потому что Христос воцаряется в нём. То есть, это происходит само по себе («Бремя Моё легко», — говорит Христос). Потому нельзя ничего изображать, быть «святее святых» — напоказ. Новое в нас либо есть, либо нет, и если есть — само. От нас зависит только жажда Бога. Тот, кто тотально желает Бога, ищет Его и только Его. И вся жизнь христианина состоит из такой жажды и поиска, а когда нашёл, тогда уже не я живу, но живёт во мне Христос (Гал. 2:20).
«Мир полон дремлющей любви. Счастлив тот, в ком она проснётся и кто сумеет не упустить её, не опошлить, а сохранить живой. Тот несёт в себе источник внутреннего блаженства и око духовного откровения; счастье, чтобы осчастливить людей; свет, чтобы светить другим; вечный поток и вечную песню...А если эта любовь к другому человеку и не находит ответа, тогда ей ещё надо очиститься, до полного самоотречения» (Иван Ильин. Я вглядываюсь в жизнь).
В нас два ума: настоящий и игрушечный
В нас как бы два ума: настоящий и игрушечный, игрушечный нужен для того, чтобы понять, что он — игрушечный и взыскать другого. Другой ум растёт в нас, как стебелёк из Царствия Небесного. Он развивается из семечка в большое дерево, которое должно за время жизни человека успеть не только вырасти, но и зацвести, принести плоды. Имя ему — Христос в нас.
Определяя первичный наш ум как игрушечный, я, конечно, несколько утрирую ситуацию, однако в сравнении с вселенскими масштабами, которые открываются человеку посредством причастности к Христу, ветхий ум действительно годится лишь для детской комнаты мироздания. Всё по-настоящему серьёзное, взрослое, христианское, мы творим не сами, а исключительно посредством дарованной во Христе силы преображать лежащий во зле мир в Царствие Божие, которое внутри нас существует как потенциальная возможность, и которое мы призваны актуализировать и воплотить в жизнь.