Мы умудрились превратить своё православие всего лишь в транспарант, в вывеску, в ярлык. С ним удобно митинговать, шагать в колонне на параде, его удобно демонстрировать внешним. С ним удобно заседать, обличать, обвинять. Транспарант мешает только жаждущему жить в стороне от шума, кто бежит во внутреннюю клеть сердца — ко Христу. Мешает он тому, кто внутри, а не вовне, кто не напоказ.
Как сказал кто-то мудрый, православие не для того, чтобы в нём гордиться, а чтобы в нём стыдиться. Об этом надо помнить сегодня, когда стало привычным как раз обратное — самовозношение, самовозвеличивание, самооправдание, самолюбование.
Мы почему-то думаем, что залезли на некий мистический трон, и можем сидеть на нём, свесив ножки и при этом возвышаясь над другими.
Беда и в том, что транспарант в наших руках — лишь отображение реальности, но не сама реальность, потому её легко подменить. А если действовать в несколько этапов, неспешно и незаметно, помалу заменяя мельчайшие элементы запечатлённого образа — идеала, то можно и вовсе исказить его до неузнаваемости.
У Льюиса в «Размышлениях о псалмах» высказана потрясающая по глубине мысль: «Верен закон „чем выше, тем опасней“. Иудеи грешили против Бога больше, чем язычники, именно потому, что были к Нему ближе. Когда сверхъестественное входит в человеческую душу, оно дает ей новые возможности и добра и зла. Отсюда идут две дороги: к святости, любви, смирению — и к нетерпимости, гордыне, самодовольству. Одной дороги нет — назад, к пошлым грешкам и добродетелям неразбуженной души. Если Божий зов не сделает нас лучше, он сделает нас намного хуже. Из всех плохих людей хуже всего — плохие религиозные люди. Из всех созданий хуже всего — тот, кто видел Бога лицом к лицу».
Смирение и покаяние, а не самовозвеличивание и самолюбование. И дело тут не в словах, которые все мы хорошо знаем, а в реальности, которая есть «я». Познание истины, это дело целого человека, собираемого воедино Христом и во Христе. И чем цельнее личность, тем ощутимее для него боль разрыва всех со всеми, тем мучительнее развязанная всеми против всех война. Только это переживание вселенской катастрофы как своей личной даёт более полное переживание и Спасения во Христе. Без онтологического приобщения к жизни во Христе, без личного знания Христа, человек невольно начинает превозноситься от многих знаний о Христе.
Смирение — это не мысли о смирении, а реальное приобщение к реальности, когда ты опытно постигаешь в себе и глубину падения человека, и глубину Спасения. Только реальность даёт подлинное представление о немощи человеческой, о бессилии спасти себя, другого и мир. Но бессилие это — не повод к бездействию, а, наоборот, призыв к действию. Христос в нас — действующий, спасающий. Только не тот Христос, что всего лишь картинка на транспаранте, послушная нашему и чужому воображению, а Христос — Бог, Христос — Реальность и Путь. В этом смысле все пути человеческого творчества сходятся к Нему, потому что творчество — это созидание, преодоление небытия.
«Из преодоления хаоса, из сопротивления энтропии постепенно возникает смысл, свободный от иллюзии и скороспелой завершённости», — пишет поэт Иван Жданов. Дальше он говорит о литературе, но смысл сказанного шире, он словно дополняет, объясняет вышеприведённую мысль Льюиса: «Как в классической, так в современной литературе мне близки традиции авангарда. Авангарда в широком смысле этого слова. То есть традиции того, что противоположно зарежиссированному существованию как результату иллюзорного всезнайства, сработанного на века и зафиксированного на собственной окончательности и неподвижности. <…> В этом смысле любые «искания в области художественной формы» вполне перспективны. Потому что такаяформа более внутри, чем снаружи. А искать форму снаружи — значит подгонять под ответ» (Иван Жданов. То, что снаружи крест, то изнутри окно).
Вот это «иллюзорное всезнайство» — результат не опыта и действия, а стремления «искать форму снаружи», «подгонять под ответ» — и есть главная беда, поставившая под угрозу существование русского мира. Если мы его не созидаем, как реальное бытие, а только имитируем, рисуем на транспаранте (снаружи), не заботясь о внутреннем соответствии, мы занимаемся самообманом.
Не Америка рушит наш дом — она только использует предоставляемые нами возможности, мы сами рушим свой дом, когда его не строим.
Если мы не используем окна возможностей творить добро и в этом действии созидать в себе христианина, то это не значит, что и враг рода человеческого настолько же ленив.
Потому, когда православие становится троном, православных с него стряхивают. Когда же оно — крест, православием осаливается мир.
Православие — крест, не в том смысле, что это такая умилительная, блгочестивая картинка, а в том, что это «окно возможностей» к изменению себя и мира. Тот, кто приобщается ко Христу, но не использует возможности преображения, тот не остаётся прежним и, тем боле, не становится лучше автоматически. Всё как раз наоборот...
