Отец Серафим (Алдя) подвизается в монастыре Всех кельтских святых в местечке Килниниан, расположенном на маленьком острове Малл в далекой Шотландии. Это первый православный монастырь в этой стране за последнюю тысячу лет, и основан он самим отцом Серафимом. Он румын, родился в 1979-м году, монашеский постриг принял в 26 лет на своей родине, в монастыре Рышка, а монашеское имя получил в честь русского святого, преподобного Серафима Саровского, которого глубоко почитает. Отец Серафим — ученый монах, у него есть степень доктора богословия, которую он получил на отделении православного богословия Даремского университета в Англии, и степень магистра английской литературы и сравнительного литературоведения, полученная в Уорикском университете в той же Англии. Со своего далекого отшельнического острова отец Серафим ведет большую миссионерскую работу в англоязычной среде, используя современные Интернет-технологии и свое прекрасное владение английским языком. Предлагаем вашему вниманию развернутый ответ современного ученого отшельника на отчаянное письмо молодого человека, страдающего наркоманией.
«Дорогой Серафим, мне так стыдно за всё, что я натворил в жизни, за свои падения, за всё: наркотики, алкоголь, блуд. Я такой мрак испытываю в себе и вокруг и не вижу ни малейшего просвета и выхода из всего этого. Я не могу даже помолиться о том, чтобы выбраться из этого. Умом понимаю, что это демоническое действие. Понимаю, что надо молиться, что бы я ни натворил. Но уже не верю в себя. Чувствую себя до того виноватым и непотребным, что не смею помолиться о себе, не могу выдавить из себя ни одного живого слова молитвы, в которое я сам мог бы поверить, не говоря уже о Боге. Я не знаю, что мне делать. Не знаю, куда пойти. Поэтому посылаю тебе это сообщение в надежде, что ты знаешь это».
О, дорогой мой! О, дорогой мой! Прежде всего, я исхожу из того предположения, что ты не православный. Потому что заметил, как ты избегал этого жуткого слова: «Отец Серафим». А для меня это важно, потому что так я узнаю, какие инструменты имеются в твоем распоряжении. Как у неправославного, их у тебя мало, но это все равно не значит, что никакого выхода нет.
Конечно, тебе надо бы молиться. Я должен сказать это с самого начала. Конечно, если бы ты мог, тебе надо бы молиться о себе, потому что твоя ценность определяется не наркотиками, которые ты принимал, или алкоголем, который употреблял, или людьми, с которыми у тебя были отношения. Твоя ценность не определяется грехом, который ты совершал в жизни. Твоя ценность была, есть и остается той же самой. Это то семя Божественности, которое Бог посеял в тебе. Тот образ Божий, по которому ты был сотворен любящими руками Бога.
Твоя ценность не определяется грехом, который ты совершал. Твоя ценность — это образ Божий, по которому ты был сотворен любящими руками Бога
Эти вещи вечны и не могут быть у тебя отняты. Ты заслуживаешь того, чтобы бороться. Ты заслуживаешь того, чтобы быть любимым. Ты заслуживаешь того, что тебя ценили как сокровище, потому что Христос создал тебя из любви, умер за тебя и нашел выход из ада Своим Воскресением. Так что этот путь становится доступным для тебя.
Если бы ты не имел ценности, разве Бог прошел бы через столько всего для твоего блага?
Если уж об этом зашла речь, то я знаю, что значит чувствовать себя до того… лишенным ценности (да, это именно то слово), чтобы не быть в состоянии вознести хоть слово молитвы о себе. Ты просто больше не можешь опять начинать мучиться, стараясь исправиться, потому что уже столько раз пытался сделать это — и столько раз, столько всего обещал себе, Богу и людям вокруг, что даже подумать о том, чтобы дать еще одно, новое обещание, еще одно, в тысячный раз, — это для тебя чуть ли не равносильно богохульству. Потому что сколько же раз можно обещать, а потом падать и не сдерживать своего слова?
Иногда, когда не можешь помолиться о себе, твой выход из ада кроется в том, чтобы молиться о других
Дорогой мой, я очень хорошо понимаю всё это. А иногда, когда не можешь помолиться о себе, твой выход из ада кроется в том, чтобы молиться о других. Есть примеры — конечно, в истории и предании Церкви есть масса примеров, но поскольку ты не православный, я буду ссылаться только на Священное Писание.
В Библии есть один пример, который передает нечто бесконечно глубокое. Речь идет о человеке из Гадары, одержимом бесами. Христос находит его неодетым и обитающим в пещерных гробницах, убегающим от людей и проводящим свою жизнь в бесновании. Это человек, который, увидев Христа, спрашивает Его: «Что Тебе до нас, Иисус, Сын Бога Всевышнего?» (Лк. 8, 28).
Это человек, который был до того одержим этим бесовским присутствием, был так глубоко погружен в свой ад, что говорил голосом диавола — ведь, конечно, этот вопрос исходил не от него, не от человеческого существа. Этот вопрос исходил от бесов, овладевших им. И его голос стал их голосом, потому что его жизнь стала их жизнью.
Этот человек, павший до такой степени, что его существование было существованием бесов, взявших над ним власть… Этот человек исцелен Христом. А когда он был исцелен и пришел в себя, и снова обрел ясный ум, он говорит Христу, что хочет следовать за Ним, оставить всё позади и идти за Ним. Но Сам Бог, Который возлюбил его так сильно, так сильно, что нашел возможность исцелить его, говорит ему «нет», отказывает ему, а вместо этого говорит: «Возвратись в страну твою, в дом твой и расскажи им, что сотворил тебе Бог» (Лк. 8, 39).
Дорогой мой, это слово Бога, Христа, и есть путь для таких людей, как ты, как я и как многие другие. Когда ты не можешь молиться о себе, молись о других! Когда не можешь молиться о себе из-за тяжести этого состояния своей греховности, будь адвокатом для всех этих миллионов, десятков и сотен миллионов людей, живущих в том же грехе, что и ты, павших таким же образом, каким пал и ты, терзающихся в том же отчаянии, что и ты.
Конечно, я тоже могу молиться об этих людях. И делаю это. И все, кто слушает нас сейчас, все христиане и вообще все человеческие существа могут молиться о них. И я молю Бога, чтобы мы все делали это. Но молитва такого человека, как ты, понимающего глубину этого падения, знающего, каково испытывать это состояние, каково жить в нем, когда оно однажды вошло в твое существо, и ты уже не даешь ему уйти, — такого, как ты, могущего ощущать безнадежность, — такого, как ты, чье тело еще отходит от наркотиков и алкоголя, а плоть и ум уже изнывают без них… Такой, как ты, может вознести такую молитву, на которую я и многие другие христиане в мире не способны. Потому что мы не пережили этого адского состояния.
Такой, как ты, может вознести такую молитву, на которую другие христиане не способны. Потому что мы не пережили этого адского состояния
Мы молимся из любви, но у нас нет такой острой нужды, которая есть у тебя. У нас нет опыта. У нас нет отчаянной нехватки воздуха, глотка воздуха за пределами этого ада, о котором тебе известно, каков он. И это нечто такое, что, если им распорядиться как следует, может изменить твою жизнь. Это нечто такое, что, если его духовно направить как следует, может превратить твой ад в твое сокровище.
Этот глубокий грех, эта твоя глубина может стать лестницей, которая, если восходить по ней старательно и, в идеальном случае, под руководством духовника, опираясь на богатое Предание Церкви, переходящее из эпохи Христа, может стать лестницей, которая приведет тебя ввысь, в рай.
Это тот случай, в котором можно целиком применить слово Христа о том, чтобы мы носили тяготы друг друга и вели друг друга вперед. Ты, дорогой мой, можешь понять мрак всех этих сотен миллионов людей, которые бьются точно так же, как бьешься ты. Твоя боль — это их боль. Твое отчаяние — их отчаяние. И если ты не можешь с жалостью и любовью повернуться к себе (и я могу это понять), то сможешь с жалостью, состраданием и пониманием повернуться к другим, потому что — опять же — ты видишь, как страдают они, так, как не могу увидеть этого я.
Если такой, как я, может молиться о них извне, из любви, которую мы испытываем ко всем, к людям как телу Христову, то ты можешь молиться без всякой дистанции, из сокровенности своего опыта. Я молюсь о том, кто утопает в море, но я в лодке или на берегу. А ты молишься, как утопающий рядом с другим. И чудо любви Христовой, дорогой мой, заключается в том, что если два человека тонут вместе, и один из них обращается к Богу и со слезами любви и молитвы плачет о другом, утопающем рядом с ним, то Христос вмешивается каждый раз и спасает обоих. Он спасет брата твоего ради твоей любви. И тебя спасет за твою любовь к брату.
Я молюсь о том, кто утопает в море, но я в лодке или на берегу. А ты молишься, как утопающий рядом с другим
Святой Силуан, один из самых любимых современных святых, жил в ХХ веке. Думаю, он умер в 1960-м году. Святой Силуан со Святой Горы Афонской однажды описал, как он сознательно решил представить себе ад, в котором жили люди, просившие помянуть их. И представил себе их боль, представил себе их безнадежность, представил себе, как грех ощущается изнутри, — а мы здесь говорим о святом. И как только он осознал себя внутри их опыта отчаяния и скорби, он изнутри, из сердцевины, из чрева этого ада вознес молитву о них. Потому что в этот миг его молитва уже была не молитвой кого-то, извне смотрящего внутрь, а молитвой того, кто сошел в этот ад из любви, ради своих братий и сестер, чтобы поднять их силой молитвы, возносимой из глубины этого ада.
Та молитва, которую ты и святой Силуан можете вознести за этих людей, — это молитва исцеляющая, возлюбленный мой! Исцеляющая таким образом и на таком уровне, на котором моя молитва быть не может.
И как только начинаешь бороться за них, ты, сам того не сознавая, в действительности борешься и за себя тоже. И как только ты видишь себя в брате своем и понимаешь, что его боль — это и твоя боль, и как только ты возносишь свою молитву как жертву за них, эта молитва становится даром, жертвой, приносимой и за тебя. Как только ты начинаешь утолять их боль, как только начинаешь поднимать их, благодать любви потихоньку сойдет на тебя за твою любовь, потихоньку исцелит и поднимет тебя.
Боль, скорбь о брате твоем — это другое измерение любви
Боль может соединить нас так же, как соединяет любовь. Потому что боль, скорбь о брате твоем — это другое измерение любви. По сути своей, боль — это выражение любви. По сути, когда ты решаешь молиться за брата своего, обладая его опытом, ты проявляешь в себе Христову любовь к брату. И хотя ты можешь ощущать себя не имеющим никакого значения, ты в этот момент проявляешь любовь Божию к людям. Ты по сути своей, в глубине своего существа подобен Христу, хотя на поверхности еще несешь язвы всех своих грехов.
Христос попускает эти грехи в нашем поколении, потому что, попуская это, Он облегчает нам борьбу с гордыней, борьбу с тем чувством, будто мы можем, будто мы что-то делаем без Него. Таким образом, все те люди, которым ты помогаешь, сам того не ведая, собираются, как твои сокровища на день твоего Суда. Потому что ты не знаешь, возлюбленный брат мой, ты не знаешь, сколько людей в мире сем, с тех пор как ты начал молиться о них, сколько людей на этом свете смогут удержаться от греха — может, не на всю жизнь, а на день, или если не на целый день, то хотя бы на один раз в этот день. И их успех за этот единственный раз — отчасти и твой. Ты не знаешь, когда молишься из глубины отчаяния, которое испытываешь сейчас, ты не знаешь, сколько человек не бросаются с моста потому, что кто-то у них в сердце говорит им: «Нет! Нет!» И каждая душа, каждый человек, которого ты спасаешь, возлюбленный мой, — это твое сокровище. Твое сокровище перед Христом в день Суда.
Я хотел бы, чтобы ты был здесь, чтобы я мог обнять тебя, как грешный человек другого грешного человека. Из моего ада, отличающегося от твоего, к твоему аду. Буду молиться о тебе. Прошу тебя молиться обо мне. И будем вести друг друга дальше, и, молясь о мире из чрева своего личного ада, мы можем дальше вести весь мир. Как армия солдат, едва продвигающихся, едва прокладывающих себе путь через болото, через грязь греха. Но, при всем том, идущих вперед.
Будь благословен, брат мой, и да будут благословенны все твои братья и сестры! Аминь! Аминь! Аминь!
