В великопостной молитве святого Ефрема Сирина мы просим о том, чтобы Господь дал нам «зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего». Это молитва важна всегда, но особенно сейчас, когда интернет и весь мир полон гнева и осуждения. Любой из нас точно знает, кто те плохие люди, которых надо заклеймить позором, а если не знает, ему это решительно объяснят другие.
При этом осуждение воспринимается не как грех, которому люди предаются, стыдливо прячась по углам, а как обязанность. Заклеймил ли ты позором подлых, преступных негодяев, которые... (список негодяйств прилагается)? Не заклеймил? Значит ты не за Правду? Значит ты не против зла?
Люди православные, увы, часто попадают в ту же ловушку, что и нецерковные. Как будто непримиримость ко злу требует осуждения людей! Это не так. Это даже наоборот.
Отказ от осуждения не означает, что мы признаем поступки человека правильными (они могут быть ужасны) или его взгляды – разумными. Нет, они могут быть совершенно людоедскими. Отказ означает то, что мы не произносим суда над ним как над личностью: не определяем его в ад, не вычеркиваем его из человеческого рода, не порываем те узы солидарности, которые связывают нас с ним в Адаме.
Преподобный авва Дорофей пишет об этом: «Иное дело злословить, а иное осуждать или уничижать. Злословить значит сказать о ком-либо: такой-то солгал, или соблудил, или погневался, или другое что не доброе сделал. Вот такой позлословил брата, то есть, сказал страстно о его согрешении. А осуждать значит сказать: такой-то лгун, блудник, гневлив. Вот такой осудил самое расположение души его, произнес приговор о всей жизни его, говоря, что он таков-то, и осудил его, как такого: а это тяжкое прегрешение».
Господь говорит о том, что мы должны любить ближнего, как самого себя. Неосуждение предполагает, что мы относимся к грехам ближнего так же, как к своим. Мы не оправдываем свои грехи или заблуждения, которым предавались в прошлом. Это было дурно, и мы признаем это дурным. Но мы не отождествляем себя с этими грехами, мы исходим из того, что мы вполне отделимы от этих грехов, что мы можем стать другими: раскаяться в грехах, осознать свои заблуждения. Мы еще не потеряны. Мы можем примириться с Богом и людьми. Мы, если так можно выразиться, всегда рассматриваем себя как «своих», мы близко к сердцу принимаем наше благо и всегда желаем себе самого лучшего. Мы не осуждаем себя к изгнанию во тьму внешнюю, хотя можем искренне осуждать какие-то свои поступки и мучительно сожалеть о том, что мы их совершили.
Преподобный Ефрем учит нас молиться о видении своих согрешений, потому что очень часто мы их не видим. Нам кажется, что мы правы, и особенно страшные и пагубные глупости мы делаем именно тогда, когда уверены в своей правоте. Мы просто не замечаем боли, которую причиняем другим, не задумываемся о последствиях – прямых или косвенных – наших слов и поступков. О том, что наши слова могут кого-то убить или подвигнуть на тяжкий грех. О том, что система оправданий, которую мы выстроили, прикрывает явное зло.
Честность, способность видеть окружающую реальность так, как она есть, а не так, как нам комфортнее – подвиг, на который мало кто способен. Любые шаги в этом направлении даются в огромным трудом. Люди (включая нас самих) выстраивают свое восприятие реальности так, чтобы выглядеть в своих очах праведными и выступающими за правое дело.
Если я сам склонен к самообману, к самораспропагандированию в пользу той стороны в конфликте, которую я избрал, не стоит ли мне с пониманием и солидарностью посмотреть на человека, который выкрикивает мне оскорбления и обвинения с той стороны? Ведь я могу посмотреть в него как в зеркало; он поистине брат мой, я вижу у него ту же наследственную, всем нам переданную от падшего Адама болезнь, что и у меня. Он ослеплен, как и я; он обезумел, как и я; он изолгался, как и я; он сбился с пути, как и я... Со стороны это зеркальное сходство непримиримых противников бросается в глаза, но от участников перепалки оно заслонено красной пеленой, висящей перед глазами: страхом поколебаться в своей правоте, малодушным опасением оттолкнуть аплодирующую аудиторию.
И великопостные молитвы постоянно ставят меня перед фактом: я бедный грешник, виновный и испорченный, ищущий милосердия Божия. Может быть, иногда, где-то, в чем-то я бываю прав. Но эта правота не камень, который я могу кинуть в ближнего; это крупица света, которой я могу поделиться с человеком, упавшим в ту же яму, что и я.
Другой грешник – это брат по несчастью. Его слепота, его озлобленность, его желание жить в придуманном, а не в реальном мире, вся его поврежденность взывает к моей солидарности, ведь и у меня ровно те же проблемы. Осуждая его, я закапываю себя. Великий пост – самое время для того, чтобы перестать это делать.
Сергей Худиев
pravoslavie.ru
